– Ной – не моя Звезда Горечи, Шара. Ной – всего-навсего планета. А Фаэль – всего-навсего человек.
– Возможно, твой отец.
– И? Тогда получается, что в детстве он меня бросил. Что же это за отец? Кому такой отец нужен?
– Не важно, какие чувства ты к нему испытываешь – главное, что он готов тебя защищать и охранять.
– Но мне нужно нечто большее.
И снова Шара взглянула на нее словно бы другими глазами.
– Значит, есть более высокая цель.
– Я хочу быть как он.
– Ты только что сказала…
– Не потому, что он мой отец! А потому, что он ни с кем не посчитался. Ни с братьями, ни с Кориантумом. Ни даже со мной. Что-то оказалось для него важнее всего этого. Не знаю, что именно. Может, свобода, а может, и нечто большее.
– И ты этим восхищаешься? – глаза Шары едва заметно расширились. – Ты просто боишься вот этого! – она указала на живот Иницы. – Боишься лишиться чего-то, чего у тебя еще даже нет. Самой возможности выяснить, чего ты по-настоящему хочешь – той самой свободы, которую избрал для себя Фаэль.
Инице уже несколько минут казалось, будто ее мысли рассекают скальпелем. К тому же слова Шары пробуждали в ней угрызения совести.
И вдруг что-то шепнуло ей: «Осторожнее. Это хитрость. Отвлекающий маневр».
Не столько слова, сколько звуки, словно тоненькое эхо камертона заныло под сердцем. Не голос обращался к ней, а чувство, обратившееся в уверенность раньше, чем она его осознала. Уверенность, которая исходила как будто бы не от нее самой, а от кого-то другого, кто хотел предостеречь ее.
И в тот же миг перед глазами вспыхнула картина – такая четкая, что реальность кабины разом померкла.
Она увидела «Кночи», которая берет курс на собор.
Она увидела предательство.
Один, два удара сердца – и видение поблекло. Иница, похолодев, усилием воли поборола дрожь. Никто ничего не должен заметить.
Курс на собор. Предательство.
Но откуда она об этом узнала? Как предугадала? Кто или что предостерегает ее?
Она медленно повернула голову к Шаре и заметила, что контрабандистка по-прежнему говорит. Но Иница не слышала ни единого слова, будто связь между ними в одностороннем порядке оборвали. Так же, как Шара поступила с Кранитом и Гланисом. Почему же ей не хотелось, чтобы они слышали, что происходит на борту? Действительно ли из чувства такта?
Иница прислушалась к дребезжащему дыханию, доносящемуся из динамика. Потом вслушалась в себя, ища новых предостережений, новых видений. А затем сказала без обиняков:
– Ты не веришь, что они справятся.
– Что?
– Гланис и Кранит. Ты уверена, что они там погибнут.
Шара, казалось, ошарашена. Иница только сейчас заметила, как у нее блестит кожа.
– Их затея – она же просто…
– Безнадежная? – подсказала Иница.
– Невозможно реактивировать то, что вышло из строя почти полторы тысячи лет назад. Тем более когда оно такое огромное.
– Но ведь ты сама сказала: машины не истребить. Муза же реактивировала робота, верно?
Шара покачала головой.
– Времени в обрез. Скоро опять появятся перехватчики. Уж больно ты нужна ведьмам. Они не будут сидеть сложа руки и ждать, что мы еще придумаем.
Тон у Иницы стал язвительный:
– И ты подумала: а почему бы не поступить проще и не отдать нас ведьмам?
Отдать нас. Меня и моего ребенка? Или меня и мою мать?
Что с ней происходит? Ее ли слова срываются с ее губ?
Наверное, она потеряла рассудок, раз на полном серьезе считает, что ее нерожденная дочь говорит ее устами. Голосом Иницы, словами Иницы – но сама, по своей воле. Может, именно это и разглядела в ней Сетембра?
– Я не хочу, чтобы у меня снова отняли «Кночи», – сказала Шара и отложила бумажный самолетик. – Я этого просто не вынесу.
Предательство. В этом слове сосредоточились все Шарины помыслы – теперь Иница в этом не сомневалась. Равно как и в том, что не она сама Шарины помыслы прочла. И она задалась вопросом, за кем на самом деле охотится Сетембра – уж не за ребенком ли? Не за ее ли дочерью, такой крошечной и тем не менее такой могущественной, что Орден жаждет заполучить ее любой ценой?
Даже ценой целой звезды.
Гул моторов заставил ее вздрогнуть. Одной рукой Шара взялась за рычаг штурвала, а другой выхватила бластер и направила его на Иницу.
– Мне очень жаль, – сказала контрабандистка. – Но этот корабль – мое будущее.
Двигатель взвыл. «Кночи» пришла в движение.
Иница отпихнула бластер и бросилась на Шару.
37
Муза, сидя в руке робота, развернулась верхней частью туловища и стала что-то знаками показывать Гланису.
– По всей видимости, ты ей нравишься больше, чем я, – сказал Кранит.
– Тебя это удивляет? – насмешливый голос Гланиса отдавался в динамике легким эхом. – Ты старый, некрасивый и постоянно в дурном настроении.
– Она в двадцать раз старше нас с тобой, вместе взятых.
Робот поднес их к очередной пробоине в фюзеляже. Муза указала на дыру с зазубренными краями и кивнула Гланису. Вокруг топорщились поломанные решетки – взрывная волна выгнула их наружу. По сравнению с тем местом, где укрылась «Кночи», повреждений здесь было меньше: взрыв повредил только три яруса.
Переходы между обителями ТИШИНЫ не всегда были ясно различимы, их часто обстраивали дополнительными конструкциями. По прикидкам Кранита, в общей сложности они миновали четыре станции и добрались до пятой.
– Наверное, это здесь, – сказал Гланис, а робот уже вносил их в темную расщелину.
Тело Музы белело в темноте. Кранит спрашивал себя, насколько же велика ее власть над боевым роботом. В былые времена подобные дроны-убийцы громили целые флотилии, вгрызаясь в стальные фюзеляжи, словно ужасные жалобрюхие паразиты с Пентрума VII в костный мозг первых колонистов. Насколько глубоко Муза забралась в программное обеспечение этого монстра, чтобы подчинить его себе? И как она вообще сумела это сделать?
Робот приземлился на кромку обрушившейся палубы, узкий поток плазмы из сопла потух. Кранит хотел тут же высвободиться из его хватки, но тот держал крепко. На пяти конечностях, как на ходулях, машина перелезла через вывороченные балки и включила прожектор. Перед ними тянулся широкий коридор, в конце которого виднелась пробитая переборка. Робот пронес своих пассажиров через дыру очень аккуратно: острые, как ножи, края никого не коснулись.
