Еще собирая сведения на Кориантуме, он заподозрил, что между ними есть тайная связь – и вскоре убедился в своей правоте. Поневоле он задался вопросом, почему отец девчонки отрядил капитана в смертельный рейс – в силу этого обстоятельства или вопреки ему. Но чем больше он узнавал о положении дел при кориантумском дворе, тем вероятнее ему казался третий вариант: барон Зеффрен действительно не имел ни малейшего понятия, какого рода отношения связывают Иницу с Гланисом.
Зеффрен был глупец, к тому же подверженный приступам меланхолии, и давно утратил всякое чувство реальности. Подданные судачили, что за все время своего правления он улыбнулся на публике аж три раза, а просителей к нему пускали, только если те одеты в черное. Большую часть времени барон проводил в мавзолее своих старших братьев – Фаэля и Хадрата, – в часовне без окон, куда не имел доступа никто, кроме него. Там Зеффрен горевал о братьях, а точнее сказать, клял их на чем свет стоит, потому что теперь ему приходилось нести монаршее бремя.
При этом Хадрат пребывал в добром здравии, да и Фаэль, перворожденный из трех братьев, был жив. Семнадцать лет назад Фаэль покинул Кориантум: во главе баронийского флота он отправился в поход против самых опасных пиратов в Марках – против банды, которая вот уже несколько десятков лет промышляла на путях снабжения, связывавших Баронии с Империей. Корабли баронов стерли в порошок, а Фаэль Талантис исчез. Прошли годы, прежде чем он объявился вновь – теперь уже в качестве главаря пиратов.
Его младший брат Хадрат тоже принимал участие в злосчастном походе, но его корабль попал в первую же засаду и был уничтожен. Хадрат в скафандре несколько дней провел в открытом космосе, где его стали посещать видения. Когда его наконец подобрал корабль Рудной Гильдии, от юнца, покидавшего Кориантум, не осталось и следа – Хадрат стал другим человеком. Он превратился в фанатика, в ярого приверженца культа ТИШИНЫ. Поговаривали, что там, в космосе, он лишился рассудка. Кавдорский дом, заправлявший Рудной Гильдией и также поклонявшийся ТИШИНЕ, придерживался иной точки зрения: когда Хадрата Талантиса привезли в родной мир Кавдоров, отцы семейства уверовали в пророческий смысл его видений. Не прошло и нескольких лет, как Хадрат возвысился до одного из командиров Гильдии, блюстителя порядка в Марках. К его влиянию на Кавдорский дом относились по-разному, и многие утверждали, что именно он, точно искусный кукловод, стоит за многими решениями, определявшими судьбу Рудной Гильдии и Марок. Он так и не простил Фаэлю, что тот бросил его в неудачном походе. Его ненависть к брату была так велика, что он не щадил никого и ничего, стремясь выведать, где находится тайное убежище пиратов. Однако его старания по сей день не увенчались успехом.
Пока двое старших братьев воевали в Марках, дома, на Кориантуме, престол перешел к самому младшему – Зеффрену Талантису, отцу Иницы. Он был слабым правителем, и государственные дела давались ему так же плохо, как воспитание единственной дочери.
Впрочем, подумал Кранит, грех упрекать человека – стоит только посмотреть на эту фурию.
– Гад, сволочь! – крикнула она через плечо, силясь выпутаться из скафандра и преграждая дорогу Гланису, у которого явно руки чесались ударить Кранита. Вконец запутавшись в скафандре, она потеряла равновесие и выругалась не хуже матерого копателя. Ни безволия, ни склонности отца к меланхолии она явно не унаследовала.
Не прошло и минуты, как Кранит и Иница ступили на борт шлюпки, а оружейник уже снял скафандр привычными движениями человека, который проделывал это тысячу раз. Гланис бросился к нему, сжав кулаки, но он тут же вскинул бластер.
– Ни с места, – сказал Кранит, пристраивая палец на курок. – Не забывай: мне нужна только она. Ты – нет.
Гланис смотрел на него с яростью, а Иница за его спиной стряхивала с ног толстые штанины скафандра. Наконец освободившись, она со злобой пнула неуклюжий эласт – наверно, представила себе, что это лицо Кранита.
– Зачем же ты вообще меня сюда притащил? – осведомился Гланис.
– Не время для объяснений, мальчик. Мы торопимся.
Кранит указал на кресло пилота, придвинутое к полукруглой приборной панели. Из трехчастного окна кабины уже ничего не было видно, кроме собора и зияющей пасти ангара. Лес статуй казался пирамидой из людей, с которой постепенно отшелушивался мрак космоса.
– Не пытайся помешать мне, когда я сяду за штурвал. Если мы потеряем еще немного времени, нам даже не придется убивать друг друга – за нас это с радостью сделают другие.
– Я и сам могу управ…
– Гланис, нет! – перебила его Иница. – Он хоть и мерзавец, но знает, что делает.
И после короткой паузы добавила:
– И он спас тебе жизнь.
Лицо Гланиса потемнело.
– Я видел ребят, – сказал он, бросив взгляд в окно кабины. Должно быть, трупы проплывали и мимо шлюпки. – Пока я здесь валялся, паладины их всех перебили. Я должен был им помочь. Я должен был…
– И сейчас болтался бы там вместе с ними, – прервал его Кранит. – А твоя подружка осталась бы один на один со мной. Кому бы от этого стало легче?
– Он прав, – Иница обеими руками обхватила правый кулак Гланиса и мягко разжала его пальцы. – Пусть делает то, ради чего сюда явился.
Тень сомнения промелькнула в ясно-голубом взгляде Гланиса. Не обращая на него внимания, Кранит плюхнулся в кресло пилота. Положив бластер на колени, он принялся двигать рычаги и переключатели на приборной панели. Ряды цифр лихорадочно замелькали над датчиками. Кранит начал расстыковку шлюпки и баркаса, и огоньков зажглось еще больше.
– Надо стартовать как можно скорее! – воскликнул Гланис. Он встал за правым плечом Кранита, Иница – за левым. В кабине было еще два кресла, но оба предпочли стоять.
– Пока рано.
Сейчас они легко могли напасть на него со спины, но Кранит рассчитывал, что им хватит ума не идти на такой риск. Им не удастся вытащить его из кресла достаточно быстро, чтобы вовремя перехватить штурвал. К тому же он сказал чистую правду: ему нужна только баронесса. Взяв с собой еще и Гланиса, он, возможно, совершил ошибку, и у него не дрогнет рука ее исправить, если капитан попытается сорвать все дело.
Но пока что мальчишка беспокоил его меньше всего.
В окно уже не было видно ничего, кроме ворот ангара. Створки титанической переборки разъехались в стороны медленно и тяжеловесно, словно континентальные плиты, и открыли взору огромный зал, который вместил бы добрую сотню космобаркасов. Ангар зиял перед ними, словно гигантская труба, круглая в разрезе, глубиной в несколько километров. Ее бороздчатая поверхность напоминала полый ствол дерева – с той только разницей, что все шероховатости на самом деле были стальными конструкциями. Изогнутые стены ангара перерезали правильные окружности огней, светивших из крошечных люков и окошек. В их сиянии парили десятки кораблей – крейсеров, тяжелых разрушителей и транспортников, – от которых к стенам трубы тянулись тонкие трапы.
