Не обращая внимания на все эти чудеса, Грей двигался вперед.
Иногда появлялись другие, посторонние объекты: якорь корабля, наполовину поглощенный кораллами, новый риф, выросший из остатков самолета Второй мировой войны, и даже торчащее из песка дуло орудия. Призраки давно отгремевших сражений.
Вскоре дно начало подниматься, и стало возможно идти.
Они достигли отмелей вокруг острова.
Грей выключил фонарик и «Скуба Джет», и мир вокруг потемнел, растворившись в монохромной палитре серого. Ориентируясь по компасу и GPS, чтобы в конце пути выйти на правильные координаты, Пирс жестом велел остальным остаться под водой, а сам поднялся и перемахнул через хрупкую стену скалы над тонкой полосой пляжа. Вблизи темнела густая тень – пещера, о которой говорил Палу; здесь далекие предки гавайца укрывались от непогоды во время охоты и рыбалки. Убедившись, что все спокойно, Грей поманил за собой остальных. Оборудование внесли под низкий свод пещеры, акваланги и жилеты сбросили. Гидрокостюмы не снимали: черный цвет делал их менее заметными.
– Потрясающе… – задыхаясь вымолвил Кен, все еще глядя на воду.
– Теперь самое трудное, – предупредил Грей, собрав команду вокруг себя. – Старая станция береговой охраны в миле отсюда на запад. Логично предположить, что они наблюдают за прилегающей территорией. Лучше всего пронести снаряжение по тем холмам, чтобы выйти на восточный берег внутреннего озера.
– Мы называем его Мейк Луавай, – прошептал Палу, обращаясь к группе. – «Колодец смерти».
– Не сильно приятно, – пробормотал Ковальски.
– Это просто означает, что вода очень соленая, пить нельзя, – Палу пожал плечами.
Гаваец стоял в задней части пещеры. С разрешения Грея он щелкнул зажигалкой, защищая крошечный огонек ладонью. Мягкое свечение озарило россыпь наскальных рисунков. В камне были вырезаны схематичные фигурки с большими треугольными туловищами. Некоторые сидели в грубо начерченных каноэ, другие бежали с копьями в руке. Между фигурками были разбросаны какие-то концентрические круги, а также рыбы и морские черепахи.
Палу грустно сгорбился.
Ковальски, стоявший рядом с великаном, вдруг ткнул пальцем в одну из фигурок и воскликнул:
– Смотри, кит!
– Кохола, братишка, – с улыбкой поправил Палу, стряхнув с себя меланхолию. – Так мы их называем. Ты поуважительнее. Это аюмакуа моей семьи. – Он ударил ладонью по выпяченной груди. – Поэтому все наши кейкиканеаре вырастают такими большими.
Ковальски выпрямился и стукнулся макушкой о потолок.
– Пожалуй, и мне надо сделать колу своим богом, – промолвил он, потирая голову.
– Кохола, – повторил Палу.
– Ага. Кохла.
– Ну, почти, братишка.
Грей закончил объяснять план:
– Как только доберемся до озера, снова уйдем под воду. Но плыть будем в темноте.
Он посмотрел на Кена и Айко. Оба кивнули, хотя Мацуи выглядел испуганным.
Что ж, я его понимаю.
– Надеюсь, мы подберемся достаточно близко, чтобы узнать, что здесь происходит.
Стоящая рядом Сейхан выпрямилась во весь рост и вдруг вцепилась в левый бок.
Он схватил ее за локоть.
– Что с тобой?
– Просто судорога, – сказала она, вырывая руку.
Грей обеспокоенно посмотрел на Кена. Теперь тот выглядел еще более напуганным.
ПЕРВАЯ СТАДИЯ
Личинка кремового цвета неспешно вгрызалась в мышцы. Десять снабженных шипами сегментов позволяли протискиваться сквозь сухожилия и жир; личинка объедалась кровью и тканями. Острые части ротовой полости благодаря мускульным сокращениям глотки выдвигались вперед, откусывали куски и проталкивали их в среднюю кишку. Всего через несколько часов после появления из яйца – которое содержало нескольких личинок – она выросла в десять раз и достигла полумиллиметра в длину. Бушевавшие в теле гормоны формировали новый слой кожи под старым, давая возможность вырасти еще в десять раз.
Однако требовалось больше ресурсов: сахар, для энергии грызть, белок, чтобы увеличивать тело, жир как запас на будущее.
Шипы ненасытной личинки вскрыли капилляр. Хлынула кровь. Дыхальца по бокам вытягивали кислород из гемоглобина, предоставляя новую энергию. Подзаправившись, личинка рванулась вперед, слепо, но не бессмысленно.
Она отмечала свой путь капельками, выделениями химических веществ. Некоторые из них обладали противомикробным действием, чтобы в разъедаемую плоть не попала инфекция.
Мясо должно оставаться живым.
А еще эти капельки, используя сеть сосудов, передавали в кровоток хозяина информацию. Личинки общались между собой, чтобы согласовать время линьки и заявить о правах на территорию.
Но главное, это общение позволяло избегать запретных зон.
Нервы на коже, которую скоро предстояло сбросить, реагировали на звук – на сильные подергивания большой мышцы, поддерживавшей жизнь их хозяина. Этот настойчивый ритмичный звук отдавался во всех тканях.
Четыре тысячи личинок, повинуясь древнему инстинкту, держались подальше от источника звука.
Мясо должно оставаться живым.
Личинка отреагировала на сигнал и сменила направление. Ввинчиваясь в плоть, она задела тонкий нерв. Мышцы на той стороне дернулись от электрического разряда. Извиваясь, личинка отползла, а ее тело тем временем реагировало на похожий стимул, только намного более мощный.
Электрический разряд прокатился по телу хозяина сверху вниз.
И снова личинка уклонилась от источника волны – по самой простой причине:
мясо должно оставаться живым.
Когда все утихло, она продолжила путь, вгрызаясь еще глубже.
Затем поступило новое биохимическое предупреждение. Другие личинки обнаружили в хозяине еще один источник мышечного движения, отличающийся от источника громкого стука. Оттуда же расходились крошечные волны неврологической активности.
Личинка и ее сестры приняли информацию и покинули зону; они выполняли простые и древние инструкции, заложенные в генетической памяти.
Ешь и расти.
И еще:
Мясо должно оставаться живым.
Но второе – лишь до поры до времени.
Глава 20
8 мая, 14 часов 08 минут по восточноевропейскому летнему времени
Таллинн, Эстония