Когда на плечо ей легла рука, она Клодин сразу не понравилась — не понравились ни толстые пальцы, ни покрывавшие тыльную сторону ладони рыжеватые волоски. Она подумала, что, небось, голова у этого типа тоже рыжая, как морковка.
Мужчины заговорили друг с другом; от их непонятных «ла-ла-ла-га-га-га» откуда-то изнутри поднималась паника: что они собираются с ней делать?!
Щелчок! Клодин повернула голову — в покрытой рыжими волосками руке блестело лезвие выкидного ножа.
И только теперь ей впервые стало по-настоящему страшно.
Лезвие метнулось к ее лицу.
— Вы что! — она рванулась, пытаясь отодвинуться — но ремень держал прочно.
— Сиди смирно!
Грубая рука схватила ее сзади за волосы — от боли из глаз брызнули слезы. Головой стало не шевельнуть, Клодин лишь чувствовала щекой, совсем рядом, холодок металла.
— Не надо… — всхлипнула она. — Не надо, нет!..
На миг щеке стало больно, Клодин взвизгнула.
— Заткнись! — за волосы рванули так, что она чуть не прикусила язык. — Замолчи, ты!
Наклоняя на сторону голову, главарь разглядывал ее, словно художник, оценивающий законченное полотно. Потом махнул рукой, и рука, сжимавшая ее волосы, разжалась.
Рыжеволосый спрятал лезвие и сунул нож в карман; мужчины отошли и остановились, разговаривая, в нескольких шагах от нее. Опять на незнакомом языке — но и без перевода было ясно, что все это значит.
Если Томми не привезет Арлетт, ее… нет, не убьют — хуже: изуродуют. Прямо у него на глазах.
А он ведь не привезет…
Ужас накатывал волнами, поднимался откуда-то изнутри; Клодин казалось, что она снова чувствует прикосновение холодного лезвия.
Томми все время говорил, что она красивая… Если она перестанет быть красивой, он больше не будет любить ее. Не бросит — он человек долга, но любить… разве можно любить по обязанности?!
Не хотела, но представила себе собственное лицо — вместо правой щеки жуткое месиво шрамов. И останется лишь вспоминать, каким оно было когда-то…
Нет! Только не это, нет, пожалуйста! Клодин закрыла глаза в животном желании спрятаться, не видеть, не чувствовать. По щекам текли слезы, и даже вытереть их было нечем…
Знакомый голос прозвучал где-то на границе слышимости. Еще не разобрав слов, она вскинулась и открыла глаза — как раз в тот момент, когда Томми вошел в цех.
Двое безглазых и безликих похитителей, словно конвоиры, возвышались по обе стороны от него.
— Клодин! — он чуть ли не бегом бросился к ней, но «конвоиры» схватили его за локти.
— Стоять смирно! — главарь шагнул вперед, а рыжеволосый снова подступил справа и вцепился ей в волосы.
Томми неуклюже дергал плечами, пытаясь вывернуться.
Забыв, что боится, Клодин уставилась на него: что с ним случилось?!
Ее Томми — высокий, мощный и крепкий — всегда двигался с естественной грацией человека, прекрасно владеющего своим телом. Ироничные, чуть прищуренные глаза, непоколебимая улыбка — казалось, ничто не в состоянии вывести его из равновесия, тем более испугать.
Человек же, стоявший перед ней, выглядел жалким и скукоженным, даже ростом, казалось, стал ниже. Рыжие усишки нелепо топорщились на побледневшем испуганном лице. Даже сейчас Клодин некстати подумала, что они ему совсем не идут — почему он за них так цепляется и до сих пор не сбрил?!
— Клодин! — снова беспомощно воскликнул Томми, их глаза на мгновение встретились.
И за этот короткий миг она вдруг поняла: он играет — так же, как она, когда разыгрывала из себя «дурочку-блондиночку». Зачем — Клодин не вдумывалась, значит, так надо! И, подавшись вперед, завопила что есть мочи:
— Томми, они говорят, будто ты какой-то полицейский! Ты же инженер! Я им говорю, что ты инженер, а они… Но ведь это же неправда, неправда!
— Заткнись! — рыжеволосый тряхнул ее за волосы, она ожидала, что он сейчас выхватит нож, но в руке его внезапно очутился пистолет.
— Клодин! Что вы делаете, что вы… — вскрикнул Томми.
Почему-то, хотя должно было быть наоборот, пистолет этот показался Клодин куда менее страшным, чем нож.
— А почему ты не привез эту гадкую девчонку?! — истерически взвинчивая голос, продолжала она. — Пусть забирают — подумаешь, знакомый попросил! Я хочу домой!
Рыжеволосый неожиданно отпустил ее волосы — но лишь для того, чтобы стукнуть по затылку.
— Умолкни!
Томми подался вперед, даже не вскрикнув — взвизгнув:
— Вы что…?
— Стоять! — рявкнул главарь, и он покорно замолчал. — В самом деле — где Арлетт Лебо? Или вы привезли вместо нее деньги?
— Ка-акие деньги? — от волнения уэльский акцент в речи Томми чувствовался куда сильнее обычного.
— Двести тысяч фунтов.
— Что? Какие еще двести тысяч?
— Те самые! Десять тысяч — понятное дело, нам, за работу, — даже не видя лица, Клодин поняла, что главарь ухмыляется.
— Я не понимаю, о каких деньгах идет речь! Я привезу Арлетт — обязательно привезу! Но только, — Томми жалко улыбнулся, — я же не совсем дурак, понимаю… в общем, я хочу произвести обмен в каком-нибудь людном месте. В отеле или на улице… Я привезу Арлетт — привезу, оставлю в машине, а вы отдадите мне Клодин, и мы разойдемся по-хорошему…
Он говорил быстро, захлебываясь словами, бестолково жестикулировал и переступал с ноги на ногу. Полез в карман, достал зачем-то сигареты и зажигалку…
«Он же не курит!» — молнией пронеслось в голове Клодин.
— Я привезу ее, привезу, пожалуйста… Пожалуйста, не трогайте мою жену, не делайте ей ничего плохого!
Перехватив сигареты в левую руку, правой вытащил еще и мобильник, уронил его, нагнулся…
И вот тут-то все и произошло.
Томми вдруг словно взвился в воздух.
Клодин показалось, что он летит прямо на нее, она отшатнулась; больше ничего увидеть не успела — мощный удар в плечо отшвырнул ее вместе со стулом в сторону. Она завизжала от боли и ужаса, в следующий миг на нее что-то рухнуло, и визг утонул в раздавшемся со всех сторон оглушительном грохоте.
— …Клодин-Клодин-Клодин… — быстрый лихорадочный шепот был первым, что она осознала, снова обретя способность слышать и понимать. — Все в порядке, не бойся, все в порядке…
«Томми», — попыталась сказать она, но получился лишь невнятный звук.
Тяжесть, давившая сверху, задвигалась, лица коснулось что-то шершавое.
— Клодин, ты в порядке?
— Д-да… — на этот раз слово удалось кое-как выговорить, хотя на самом деле выражение «в порядке» едва ли адекватно определяло ее состояние.
