Брук и Перселл тоже внимательно слушали, но основной аудиторией, конечно, была Арлетт — она вздрагивала, округляла глаза и ахала, а в самых драматических местах даже всплескивала руками.
Из слов Томми явствовало, что он в одиночку, словно лев, расшвырял всех похитителей — такая мелочь, как замаскированная под сотовый телефон светошумовая граната, была упомянута лишь мельком. Зато удар ногой с разворота, которым он отбросил в сторону угрожавшего Клодин пистолетом бандита, был описан на редкость красочно. (Интересно, когда это он успел? Она не видела! Вот удар, который он влепил ей в плечо — другое дело, прочувствовала в полном объеме!)
Закончил он торжественной фразой:
— Смотрю, а они как куколки лежат! Один к одному, все семеро!
— Ах, Томми! — глядя на него влюбленными глазами, почти пропела Арлетт — прозвучало это как опереточный хор, Клодин чуть вслух не хихикнула.
— Вот пример отлично разработанной операции — с легкой завистью вздохнул Перселл.
— Я всегда говорил, что правильное планирование — это девяносто процентов успеха, — сказал Брук. — И что образование для контрразведчика куда важнее мускулов.
В этих словах Клодин уловила некий подтекст — своего рода «камешек в огород» ее мужа — и немедленно вступилась за него, нежнейшим тоном заметив:
— Ну, мускулы любому мужчине нелишними будут, — с коротким смешком добавила: — Нам, женщинам, это доподлинно известно! — обернулась к Томми. — Только, знаешь, их было восемь.
— Что? — вскинулся он.
— Похитителей было восемь, а не семь, — объяснила Клодин и потянулась за выглядевшим наиболее соблазнительно перчиком.
Ее заявление вызвало эффект разорвавшейся шутихи. Контрразведчики дружно уставились на нее, Брук при этом поперхнулся и закашлялся.
— Как восемь? — переспросил Томми.
Она удивленно взглянула на него.
— Так.
— Почему ты мне сразу не сказала?!
— Ты меня ни о чем не спрашивал. Сказал «Посиди, я скоро приду», и все. Один из них уехал минут за двадцать до твоего приезда.
— Как… как он выглядел? На чем он уехал?
— Ну… лет двадцать, худой… — начала Клодин.
Мужчины подались вперед. Забытая всеми Арлетт встала и нагнулась к духовке.
— …темные волосы…
Внезапный лязг и звон разбитого стекла заглушил последнее слово.
— О-йи-иии! — заверещала француженка.
— Что случилось?
— Руку… руку обожгла! Ой, ой-ии! — повернула ко всем присутствующим ребро ладони с красной полоской и показала на него пальцем здоровой руки, всхлипнула: — Вот…
Если она рассчитывала таким образом вернуть себе всеобщее внимание, то просчиталась. Томми сказал лишь:
— Нет, ну это просто невозможно! — встал и потянул Клодин за руку. — Пойдем!
С сожалением взглянув на оставшиеся на тарелке три ломтика мяса, она покорно последовала за ним в библиотеку. И там, сидя напротив него за столом, подробно рассказала все, что помнила про парня в черном пальто.
Что Томми заинтересовало больше всего — это ее первая встреча с молодым ирландцем. Он дважды переспросил, уверена ли она, что это случилось именно в день похорон отца Арлетт, а не, скажем, на следующий день. Клодин была уверена. Как была совершенно уверена и в том, что столкнулась тогда с тем же человеком, которого потом видела среди похитителей, а не просто с кем-то похожим.
На чем этот парень сегодня уехал, она, естественно, знать не могла, но когда упомянула об увиденной сверху, с галереи черной машине, Томми тоже заинтересовался — похоже, известие о том, что в распоряжении преступников имелась и такая, было для него новостью.
Сидя напротив и помогая ей наводящими вопросами, он быстро чиркал в блокноте непонятные закорючки — до сих пор Клодин не знала, что он владеет стенографией. Под конец сказал:
— На неделе тебе нужно будет подъехать к нам, официально дать показания.
— У меня с послезавтрашнего дня съемки.
— Значит, завтра. Я тебя отвезу.
Когда Клодин вернулась на кухню — одна, Томми остался звонить по телефону — то к своей радости обнаружила, что ее тарелку еще не успели убрать и мясо лежит там в целости и сохранности.
За столом шла милая светская беседа. Бруку, очевидно, не давали покоя лавры Томми, но поскольку боевыми операциями он похвастаться не мог, решил рассказать о лодочной регате на Темзе, в которой принимал участие, когда учился в Итоне. Рассказывал не слишком интересно — артистизма и юмора Томми ему явно не хватало, но Арлетт округляла глаза и ахала.
Клодин слушала вполуха, доедая мясо. Для порядка поругала себя: диета! — но потом подумала, что история с похищением «весит» по крайней мере десять кругов пробежки по парку, так что особо мучаться совестью не стоит.
Томми появился в дверях.
— Ну куда ты пропал — мы же тебя ждем! — встрепенулась Арлетт. — Я без тебя десерт не подаю.
— Я уже здесь, здесь! — отозвался он, садясь на свое место.
Арлетт начала собирать тарелки — Клодин, как хозяйка дома, сочла было своим долгом помочь ей, но быстро почувствовала себя лишней: девчонка сновала взад-вперед, будто в ускоренной съемке, не прошло и двух минут, как стол уже был накрыт для десерта.
— Ну и, поскольку это наш прощальный ужин, завтра я уезжаю, — сказала она, вознеся над столом истинное произведение искусства из бело-желтых меренг, цукатов и кремовых завитушек, — то этот торт…
Завтра, наконец-то! — обрадовалась Клодин. И тут же нелогично пожалела: готовила девчонка вку-усно!
— Хм… — Томми издал неловкий звук — вроде бы откашлялся. — Арлетт… ты знаешь, с прощальным ужином ты, ну… словом, несколько поторопилась.
— Что?! — француженка застыла, зажав в руках торт.
— Я как раз собирался сказать, что тебе придется задержаться. Ненадолго, всего на три-четыре дня.
— Но как же… — очевидно, она хотела трагически вскинуть руки к лицу — и, забыв про торт, чуть не ткнулась носом в крем. Поспешно поставила его на стол, все-таки запоздало подняла руки к щекам — жест получился на редкость фальшивым. — Меня мама ждет!
— Я сам об этом узнал только недавно, — пожал плечами Томми. — А с твоей мамой все уже согласовано.
— Но… почему?! Я уже настроилась, что еду, я хочу к маме! — в голосе Арлетт послышались рыдающие нотки.
— Так надо, Арлетт! Возможно, потребуется опознать кого-то, провести очные ставки. Ты же не хочешь, чтобы человек, застреливший твоего отца, ушел от ответственности?!
— Ты… Зачем ты так говоришь?! — выкрикнула француженка и истерически замотала головой. — Ты… ты!.. — вдруг вскочила и выбежала из кухни.
