— Мисс, они уже идут.
Клодин взглянула в окно. На ступенях здания суда виднелись две фигуры, одна пониже, другая повыше — Ришар! Они быстро спускались, по тротуару наперехват им бежали трое человек, один из них придерживал на плече видеокамеру.
На последних ступеньках лестницы Смит с Ришаром разделились — адвокат развернулся навстречу репортерам, Ришар же быстрым ходом устремился через площадь к машине. Клодин открыла ему навстречу дверь — он рывком влез внутрь и рухнул на соседнее сидение.
Обернулся к ней, взял за руку и вымученно, одними губами, улыбнулся:
— Привет! Спасибо, что пришла!
Чувствовалось, что слова даются ему с трудом, да и вообще выглядел он плохо. И дело даже не в том, что был растрепан и небрит; Клодин видела его всяким — усталым, больным и избитым, но никогда — таким подавленным.
— Как ты? — спросила она сочувственно.
Ришар помотал головой.
— Не спрашивай. Все это было настолько мерзко… Они кружили вокруг меня, как волки, орали в три глотки, угрожали — требовали, чтобы я сознался. Совали мне фотографии ее разбитого лица…
Так его что — обвиняют в убийстве женщины? И это Ришара, человека, у которого рыцарское отношение к женщинам просто в крови? Бред, совершеннейший бред!
Спросить Клодин ничего не успела — дверь распахнулась, и появился Смит. Влезая, окинул их взглядом; нажал кнопку переговорного устройства:
— Эдди, в «Хэпмптон-Инн».
Машина тронулась с места еще до того, как он договорил.
— Почему вы не дали мне сказать, что я невиновен?! — угрюмо спросил Ришар.
— Потому что сейчас это было ни к чему, — устраиваясь поудобнее на сидении, ответил адвокат. — Я лучше вас знаю процедуру. У вас еще будет возможность заявить о своей невиновности, но сейчас речь шла только о том, чтобы побыстрее вытащить вас из камеры.
— Да, под домашний арест…
— Скажите спасибо, что хоть так. Обвинение более чем серьезное, обычно в таких случаях об освобождении под залог речи вообще не идет.
Дальше они ехали молча. Ришар по-прежнему сжимал в ладони кулак Клодин, и она чувствовала, что его мышцы словно сведены судорогой.
До отеля «Хэмптон-Инн», четырехэтажного здания из красноватого камня на окраине Данвуда, они добрались минут за десять. Стоявший за конторкой клерк уставился на Ришара как на привидение.
Едва войдя в номер, Ришар принялся судорожно раздеваться — ощущение было такое, что одежда жжет ему тело. Скинул прямо на пол пиджак, на ходу сошвырнул с ног туфли и, расстегивая рубашку, устремился в ванную. Через пару секунд из приоткрытой двери донеслось:
— Клодин, дай мне из шкафа джинсы и футболку какую-нибудь. И скажи горничной, чтобы унесла все это к чертовой матери! — из приоткрытой двери вылетели скомканные брюки и рубашка.
Вышел он из ванной лишь минут через сорок. В джинсах и футболке, гладко выбритый, с мокрыми, зачесанными назад волосами, он выглядел моложе своих лет. Но это был уже прежний Ришар — уверенный в себе, чуть ли не авторитарный, без малейших следов нервозности.
Он одобрительно кивнул, увидев заказанный Клодин на всякий случай завтрак, пожаловался в пространство:
— Они меня пичкали жутким суррогатным кофе, до сих пор во рту кислый вкус стоит.
— Отвратительный кофе в полицейских участках — своего рода традиция, — усмехнулся из кресла Смит.
Ришар сел за стол и пододвинул к себе яичницу, махнул рукой.
— Присоединяйтесь! Что я, один буду есть?
Адвокат не чинясь перебрался за стол, налил себе кофе и принялся одну за другой поглощать датские слойки с марципаном. Клодин тоже налила кофе себе и — полумашинально, как если бы это был Томми — Ришару, он поблагодарил кивком.
Ел он быстро и сосредоточенно, покончив с яичницей, придвинул к себе блинчики с апельсином. Клодин и раньше знала, что в ситуации, когда у нее кусок бы в горло не полез, Ришар наоборот, ест больше обычного. Сама она ограничилась одной маленькой слоечкой — конечно, тоже калории, но уж очень эта слоечка вкусно смотрелась.
Выпив вторую чашку кофе, Ришар вытер рот салфеткой и взглянул на Смита:
— Итак?
— Господин Каррен, прежде всего я бы хотел извиниться перед миссис Конвей, — отозвался тот, — но мне кажется, что дальнейший наш разговор должен проходить наедине. Я пригласил ее, думая, что вам нужна моральная поддержка — не знал, в каком состоянии вы будете…
Клодин, не дожидаясь дальнейших слов, встала.
— Я пойду. Позвоню вечером.
— Погоди! — Ришар перехватил ее за руку и притянул к себе, обернулся к адвокату. — Я понимаю, что вы имеете в виду — право адвоката не разглашать сведения, полученные от клиента, не распространяется на других лиц, и Клодин могут заставить свидетельствовать против меня, — Смит кивнул, подтверждая. — Но мне не в чем сознаваться, я никого не убивал… В общем, я хотел бы, чтобы она осталась, — взглянул на нее снизу вверх, — если у тебя, конечно, есть время.
— Если вы на этом настаиваете… — пожав плечами, протянул Смит. — Извините, мне нужно помыть руки, — встал и прошел в ванную.
Ришар, не отпуская руки Клодин, повернул голову и уткнулся виском ей в бок, пробормотал:
— Видишь…
Она ласково поерошила ему волосы.
Щелкнула задвижка ванной, и они отпрянули друг от друга, как застигнутые за поцелуем школьники. Смит вышел, потирая руки, спросил:
— Ну что — начнем?
— Да, — кивнул Ришар, перебираясь на диван. Клодин устроилась в кресле рядом с ним, Смит сел напротив, сказал:
— Прежде всего я хотел бы пройтись по основным этапам дела, — взял с журнального столика папку и раскрыл. — Вас обвиняют в том, что вчера, примерно в полночь, вы убили Элен Карсак…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Из дневника Клодин Конвей: «В большинстве мужчин до седых волос остается что-то мальчишеское, детское — может быть, за это мы, женщины, так их и любим…»
— Элен?! — ошеломленно переспросила Клодин: одно дело слышать такое про какую-то абстрактную девушку и совсем другое — про ту, с которой она только вчера разговаривала!
— Вы знакомы? — поинтересовался адвокат.
— Ну… это одна из участниц вчерашнего конкурса красоты. Это ведь о ней идет речь, да?
— Она самая, — мрачно кивнул Ришар и пояснил для Смита: — Клодин тоже была в жюри.
— А помимо конкурса? — спросил тот.
— Да… то есть нет, — поправилась Клодин. Вместо приличествующей случаю скорби ей еле удавалось сдержать истерический смех: должно быть, миз Кроссвел сейчас счастлива — финалисток снова восемь!
