«Вы кто?!» — смеясь, спросила она. «Мы вопросы! Мы вопросы! Вопросы!» — раздалось с разных сторон, и почему-то у Клодин не появилось ни малейшего сомнения, что это действительно вопросы — те самые, над которыми она ломала голову.
Один из ребятишек выскочил вперед, к самым ее коленям, и, задрав вверх личико, воскликнул: «Но ведь это же все так просто, миссис Конвей!»
— Миссис Конвей! — звонкий испуганный голос раздался уже не во сне — наяву, и Клодин ошалело вскинула голову.
В дверях стояла молоденькая горничная в форменном белом переднике и голубой шапочке.
— Миссис Конвей, что с вами?! — с ужасом повторила она.
— Ничего. Я спала, — просипела Клодин.
— Ой, вы так страшно лежали с открытым ртом и хрипели! А можно я у вас уберу, или лучше попозже? Мисс Хартцог сказала, что вы заболели. Как вы себя чувствуете?
Все это она выпалила подряд, не делая пауз и не давая вставить хоть слово. На миг у Клодин возникло искушение отмахнуться от беспокойной девчонки — пусть уберет позже — и, воспользовавшись тем, что вроде бы ей стало немного получше (по крайней мере, не снится уже никакая муть про убийства), залечь в постель и еще поспать. Авось удастся и с нахальным «вопросом» в колпачке с бубенчиком разговор закончить: что значит «все просто»? — ну-ка объясни, коли знаешь!
Но хорошее воспитание взяло вверх.
— Пока еще не очень. Но, надеюсь, к завтрашнему дню уже легче будет.
— Я могу вам как-то помочь?
— Вы не могли бы раздобыть где-нибудь чашку чая?
— Да-да, конечно, — закивала горничная. — Сейчас! — сорвалась с места и исчезла за дверью.
Вернулась она через несколько минут. Принесла на подносике большую, расписанную розами чашку и, улыбаясь, поставила на столик.
— Вот! Мисс Хартцог как раз заварила свежий.
Чай был крепкий, красновато-коричневый — даже несмотря на насморк Клодин почувствовала его ни с чем не сравнимый горьковатый аромат. Странное дело — она никогда не любила чай, но сейчас этот запах показался ей самым упоительным на свете.
— Я тогда у вас потом пропылесошу, после всех, — продолжала тараторить горничная. — Вам сахар дать?
— Да, — прохрипела Клодин.
— Если еще что-то понадобится, позвоните мисс Хартцог, она мне скажет.
— Спасибо.
Когда девушка скрылась за дверью, Клодин кинула в чашку пару кусочков рафинада, осторожно сделала глоток и откинулась в кресле, смакуя эти ощущения — и аромат чая, и терпкое сладковатое послевкусие во рту, и горячую волну, прокатившуюся по горлу и мгновенно заставившую отступить угнездившуюся там боль. Боже, как хорошо!
Она пила не торопясь, мадаже ленькими глоточками — каждый из них, казалось, растекался по всему телу, наполняя его живительным теплом; порой с сожалением поглядывала на чашку — какая бы большая она ни была, все равно рано или поздно кончится.
И вдруг… это произошло именно «вдруг», пришедшая в голову мысль не стала результатом размышлений — просто возникла сам собой, словно тоненький голосок под звон бубенчика чирикнул над ухом: «Это разные люди!»
От неожиданности рука Клодин дрогнула, чуть не расплескав остатки чая. Она аккуратно поставила чашку на поднос, пытаясь сообразить — почему, откуда возникла эта идея.
А в самом деле, что связывает «убийцу с бантиками» и человека, убившего Элен и напавшего на Лауру Ното? Только одно — эти самые бантики!
Но что если второй человек — имитатор? Или даже не имитатор, а просто, собираясь убить Элен, заметил где-то голубой бантик (банкетный зал был обильно украшен всякой праздничной мишурой, там могли быть и бантики!), вспомнил события восьмилетней давности и решил подбросить его на место преступления — навести полицию на ложный след?
Чтобы подтвердить свою гипотезу, ей нужны были ответы на несколько вопросов, и с этим, несомненно, мог помочь Дженкинс. Достав из кармана мобильник — ох нет, совсем разряжен! — Клодин нетерпеливо набрала номер; едва на том конце провода сняли трубку, сказала, стараясь не хрипеть:
— Здравствуйте, Дженк!
— Здравствуйте, Клодин! — сразу узнал ее сыщик.
— Дженк, у меня телефон почти разряжен. Есть что-нибудь новое?
— Нет, пока нет. Как вы себя чувствуете?
— Более-менее сносно, — ответила Клодин и с удивлением поняла, что не кривит душой: чувствовала она себя действительно куда лучше, чем полчаса назад. — Я кое-что спросить хочу…
— Да, я слушаю.
— Дженк, тогда, восемь лет назад — бывали ли случаи, чтобы убийца бил своих жертв по лицу? В газетах об этом ничего нет — я подумала, может, об этом не писали из уважения к семьям погибших девушек?
— Да что вы, журналюг не знаете?! — воскликнул сыщик. — Какое уважение — их хлебом не корми, дай только что-нибудь этакое… кровавое написать! — продолжил уже спокойнее: — Нет, ничего подобного не было. Он обращался с девушками, если можно так выразиться, даже бережно. То есть насиловал, душил — но потом клал в такое место, где на них не могли случайно наступить или наехать, волосы им расправлял… бантик этот вешал.
— Но ведь Элен не была изнасилована?
— Нет, там не было даже намека на какие-то действия… сексуального характера, — Дженкинс говорил чем дальше, тем медленнее. — И одежда мисс Карсак, и белье — все было в полном порядке.
— И когда преступник напал на Лауру Ноте, он сразу накинул ей на шею удавку — то есть опять же хотел именно убить?
— Клодин, к чему вы клоните? Вы думаете, что убийца Элен — это не тот человек, за которым мы охотились восемь лет назад?!
— Мне кажется, что да. Я хочу еще кое-что проверить…
— Клодин… — перебил сыщик; на миг замялся, словно колеблясь, сказать ли, но потом продолжил: — Только пожалуйста, будьте осторожны, не рискуйте, вы же понимаете, это… это убийца!
— Дженк, не беспокойтесь, я не собираюсь делать ничего опасного, — очевидно, бедняга решил, что она, подобно героиням боевиков, полезет сама что-то разнюхивать и может попасть в лапы маньяка, откуда ее придется вызволять неустрашимому и непобедимому герою. Но она не такая дура, а неустрашимый герой… увы, он «вне зоны приема». — Просто хочу одну вещь уточнить… в общем, я вам перезвоню.
Собралась Клодин минут за пятнадцать, из которых пять минут заняло закапывание в нос «чудо-капель» и пережидание последующего приступа боли. Зато теперь она могла дышать нормально, а не ртом, как забегавшаяся собака.
Натянула голубой велюровый костюм, который мог сойти и за спортивный, но и по городку в нем пройтись было не стыдно; на ноги — кроссовки, на лицо — самый минимум косметики, и вышла из номера.
В конце коридора стояла тележка с полотенцами, из открытой двери рядом доносился вой пылесоса. Клодин прошла туда, постучала по косяку.
