– Я рад, что принёс вам хорошие вести, леди. Могу чем-то ещё услужить?
Мэри возвратилась к дивану, составила на столик четыре бокала, плеснула по чуть-чуть. На слова курьера никто не обратил внимания, пока роскошные штучки не выпили. Когда же выпили, то на курьера обратили внимание сразу все.
– Он очень мил. Девоньки, надо насыпать Рассыльному!
– OK…
– Да-да!
– Ну раз вы этого хотите…
Блондинки схватили сумочки и начали в них копаться. Каждая нашла в сумочке стодолларовую купюру.
– Возьми-ка!
– Без стеснений!
– На!
– Бери, пока дала!
Когда блондинка за что-то платит – это видится странным. Когда блондинка платит кому-то – это рассматривается ещё нелепей. Много ли вы видели таких блондинок?.. Речь не о перекрашенных суках, доедающих последний хрен. Честно живущих на зарплату секретаря или продавца-консультанта. Такие девицы пачками встречаются в супермаркетах дешевой еды и в метро. Речь о продуманных суках, которым повезло кушать хрен в шоколадной обертке… Гонец собрал банкноты и положил их в карман.
– Благодарю всех, леди. Может, нужно отвезти ответ… отцу Патрику?
Если мистер Фэйс – святой, то Его Высочество – уже король. Но какая разница, как он себя называет?.. Блондинки – всего лишь куклы… в кукольном домике. Омерзительно и интересно.
– Не надо ответ!
– Ответ не надо!
– Передай, что мы едем в храм!
– Нет-нет! – внезапно запротестовала Мэри. Леди подошла к гонцу, на ходу доставая из сумочки ещё сотку. – Буду признательна, если подбросишь нас до нужного места. Я видела твою тачку, и здесь ведь не так далеко…
Сотня долларов из рук в руки. Просящая гримаска дорогой штучки. Церемонный кивок курьера в знак согласия.
– Я помогу вам добраться.
ПОПОЙКА СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЕЙ
В ризнице, у алтаря, причащались двое: Джозеф и Патрик
[16].
Джозеф являлся священником – кряжистые и немного дрожащие руки, доброе румяное лицо, большой золотой крест на мощной груди. Зрачки отражают чувство вины, что – подобно потаённой мысли, всегда присутствует в глазах. О чем бы священник не говорил и что бы не делал! Грех – сие наказание для души, имеющей слышащие уши… Когда-то Джозеф служил капелланом сухопутных войск США. Армейский священник – по-граждански. Духовник генерала Лоренса – по собственному желанию.
Патрик представлял собой диакона весом ровно триста фунтов
[17]. Других внешних отличительных признаков не имел. Если не считать таким признаком наивные глаза – слишком наивные даже для человека духовного звания.
Патер вопрошал, наливая из сосуда терпкое вино в чашу:
– Ты знаешь, Патрик, почему мы обращаемся к живым людям на «вы», а к покойникам на «ты»?
– Но к живым мы тоже обращаемся на «ты», – не согласился юный диакон. – У меня есть знакомцы, которым я говорю «ты»… Да и мы с тобой, отец Джозеф…
– Истинно! – степенно перебил священник, аккуратно ставя сосуд с вином на алтарь. Он поднес чашу к носу, шумно понюхал и блаженно зажмурился. Открыл глаза и веско изрёк.
– Патрик, у тебя есть знакомые и отец Джозеф – мы обходимся без церемоний. Только незнакомые люди обращаются друг к другу на «вы». А мертвецам говорят «ты» всегда.
Джозеф испил святого вина и закусил святым сухариком – просфорой.
– А как же церковный канон? – удивился Патрик. – Иисус везде обращается к людям на «ты»! Как и человек к нему. А?
Джозеф отряхнул со стихаря хлебные крошки и налил вина диакону.
– Канон – каноном, – разъяснил священник. – А… вот скажи, Патрик, когда ты покупаешь газету, ты говоришь: «Эй, Джон, дай мне газету»?
Патрик взял чашу и выпил вино без остатка. И запротестовал:
– Не-ет! Я глаголю: «Мистер Джон, дайте мне газету, сэр».
– Истинно! – огласил Джозеф. – А когда этого Джона принесут отпевать, что скажешь?
– Светлая Память тебе… Джон! – размыслил диакон.
Священник налил по второй. Оба выпили. И Патрик запальчиво спросил:
– И почему же такое непочтение к мертвецам, отец Джозеф?
Пастырь крепко взялся за золотой крест обеими руками и пафосно подытожил:
– У живого человека есть душа! А у трупа души нет, она отлетает в момент смерти. Поэтому к трупу обращение всегда на «ты», в отличие от живого… Вся соль в душе, Патрик!
Священник вознамерился налить по третьей, но попойку служителей прервал мистер Фэйс, что возник на пороге ризницы. С жестокой усмешкой он нагло заявил:
– Уполномочен сообщить, отец Джозеф, что Господь срочно призывает тебя на небеса. Поэтому бросай бухать и быстро мчись туда!
В правой руке киллера блеснул револьвер. На стволе громоздилась толстая черная трубка с маленькой дырочкой на конце – уже знакомый нам глушитель.
Чувство вины получило Прощение и исчезло из глаз Джозефа. Зрачки патера резко расширились, лицо наполнилось страданием. Муторно, когда приходит в гости убийца. Ещё муторней, если он приходит с оружием. И совсем уж противно, когда тебя хотят застрелить, а ты ничего не можешь в ответ противопоставить. Ну разве что крикнуть о том, что не хочешь умирать… Спасают подобные крики редко, зато долг перед своим инстинктом самосохранения ты исполняешь.
– Неееет! – завизжал Джозеф, липким осязаемым страхом напоминая свинью перед колкой.
Гримаса отвращения исказила лицо театрала. Просвистел выстрел. Пуля разорвала священнику рот и разломала передние зубы. Сосуд с вином выпал из мертвых рук. Джозеф без стона повалился на дощатый пол.
– Тебе повезло, Патрик, – цинично ухмыльнулся мистер Фэйс.
– Ты стал сегодня святым Отцом! Благодаря мне и моему верному мистеру 38-го калибра.
Киллер наставил револьвер на служителя, лениво поводил стволом перед его носом: справа налево и слева направо.
– Не стоит благодарности, Патрик! Я сделал это бескорыстно и твои молитвы во имя моего здравия мне не нужны…
Диакона сотрясала холодная дрожь, он сейчас ничего не видел и не слышал.
С прокруткой на указательном пальце револьвер был заткнут за пояс.
Резко пахнуло разлитым по полу церковным вином. Запах вина перебил запах смерти.
УЛИЧНЫЕ ПЕРИПЕТИИ
Гламур-стрит 18/Д. «Роллс-ройс» находился рядом со сплетенным из витиеватых узоров ограждением, через которое неплохо просматривались двор и особняк.
