– Но с чего ты вообще взяла, что твое состояние – это болезнь?
– Так говорят врачи. Да я и сама понимаю, что это не нормально, но не могу с собой ничего поделать. Будто против своей воли тебе звоню. Да какая, впрочем, теперь уже воля…
– А если они ошибаются? Врачи. Что, если это никакая не болезнь? Если все совсем наоборот? Что, если это они все больны?
Мама грустно засмеялась.
– Все психи именно так и считают, сынок. На то они и психи. Но даже если врачи и ошибаются, от этого симптомы не становятся легче. Я страдаю. Понимаешь? Вижу, что понимаешь. Знаешь, о чем говорю. Это ужасное состояние и у меня сердце кровью обливается, когда вижу, что ты тоже столкнулся с той же бедой. Да еще и в таком раннем возрасте. Наверное, это наследственное. Я уже и не знаю…
Она вздохнула и, от чего-то, поморщилась.
– А как ты поняла про меня?
– Иначе ты бы меня не слушал. Да и вообще, вряд ли приехал бы сюда. Даже по голосу было слышно, когда звонила тебе. Пока ты добирался, я только и делала, что убеждала себя в том, что ошиблась. А как увидела – поняла, что не ошиблась. У тебя на лице все написано.
Она охнула, глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Я прекрасно знал, что так бывает, когда у нее начинает болеть сердце. Уговорил прилечь и помог поудобнее устроиться на койке, больше похожей на тюремные нары, чем на кровать.
– Как мне вытащить тебя отсюда?
– Ох, не нужно, Коленька. Тебе сейчас о своем здоровье надо думать. Я уже старая, свое отжила. Буду вам обузой, да к тому же опасной обузой. Мария, опять же, не одобрит. Устраивайте свою жизнь, растите Юленьку. А мне недолго мучиться осталось. Здесь, таких как я, контролируют. Таблетки специальные дают, чтобы моторчик поскорее износился. Глядишь, через месяц-другой и решится все.
– Ты меня слышишь? Мы сегодня едем домой! Обещаю!
Она снова вздохнула, но на этот раз промолчала.
Все оказалось гораздо сложнее, чем я себе представлял, когда давал матери обещание. Все началось со скандала, который пришлось устроить надзирательнице, чтобы та помогла попасть на прием к главному врачу. Им оказался интеллигентного вида старичок, невысокого роста в элегантных очках с позолоченной оправой. Его седые, но все еще густые вьющиеся волосы, были уложены в безупречную прическу. На рабочем столе, как, впрочем, и во всей обстановке кабинета, царил идеальный порядок. Когда я вошел, тот неспешно подписывал какие-то документы, и даже не удостоил меня своим вниманием.
Глава 21. Главврач
Я не стал дожидаться, когда старик предложит присесть. Прошел через просторный зал и сел в удобное кресло у стола, предназначавшееся для гостей. Врач продолжал подписывать бумажку за бумажкой и старательно делал вид, что не замечает меня. Когда последний документ был подписан, он аккуратно сгреб их в одну стопку, уложил в папку и нажал на кнопку, располагавшуюся на краю широкого стола. В кабинет вошла секретарша, которая, увидев меня, на мгновение замерла. Она не рассчитывала встретить здесь посетителя, потому что не видела, как я вошел в кабинет. Видимо, отлучалась куда-то из приемной. Она забрала папку и ретировалась хорошо поставленной походкой подиумной модели.
Повисла тишина. Старик сидел в глубоком кожаном кресле, поглаживал пальцем дорогую шариковую ручку, которой только что подписывал бумаги, и с наигранным вниманием смотрел в окно. Затем, словно опомнившись, посмотрел на меня, развернулся в мою сторону и, упершись локтями в краснодеревный стол, сказал:
– А вы решительно настроены, – он расплылся в приветливой улыбке, – Мне это нравится.
– Меня зовут Николай Семенов, – начал я, но врач перебил.
– Простите, а по батюшке как?
– Николай Евгеньевич. В вашей… – я хотел сказать «больнице», но в последний момент решил, что данное слово не совсем подходит, и исправился, – В вашем заведении содержится моя мать – Семенова Валентина Андреевна. Я хочу забрать ее домой. Какова процедура выписки и что для этого требуется?
– Валентина Андреевна, – задумчиво протянул главврач, щуря глаза и снова глядя в окно, – Да, да… Кажется, я понял о ком вы говорите. Занятный пациент, признаюсь. Весьма своеобразная личность. Я бы даже сказал, экстравагантная. Вы так не считаете, Николай Евгеньевич?
– Думаю, это не имеет отношения к сути вопроса, – стараясь сохранять хладнокровие, ответил я, – Какова процедура и что нужно подписать?
– А я не ошибся. Вы и в самом деле настроены решительно, – он одобрительно кивнул, выпирая вперед острый, гладко выбритый подбородок, – Весьма похвально, Николай Евгеньевич, весьма похвально. Тогда позвольте уточнить. То есть, вы хотите прекратить изоляцию своей матери и готовы взять на себя ответственность за возможные, я бы даже сказал, весьма вероятные последствия освобождения психически неуравновешенного пациента. Верно?
– Верно.
– Хорошо.
Он снова нажал на кнопку вызова, и на пороге кабинета тут же возникла эффектная фигура секретарши:
– Слушаю, Карл Генрихович.
– Наталья, подготовьте документы на освобождение Семеновой… – он нахмурился и вопросительно посмотрел на меня.
– Валентины Андреевны.
– Семеновой Валентины Андреевны. И сделайте копию паспорта Николая Евгеньевича.
Девушка той же идеальной походкой подплыла ко мне и застыла в ожидании. Я растерянно уставился на нее, а затем и на главврача.
– Это необходимо для оформления документов, – заверил меня Карл Генрихович и для убедительности кивнул.
– Я не брал с собой паспорт. Если это не принципиально, я могу подвезти его позже.
– Позвольте, молодой человек, но как же вы тогда попали на территорию хосписа?
– Думаю, вам лучше задать этот вопрос вашему охраннику, – не без удовольствия ответил я, предвкушая, какой нагоняй теперь получит надменный охранник. Неприкрытая подлость, конечно, с моей стороны. Но соблазн был настолько велик, а усталость от бесконечного хамства настолько так накопилась, что не воспользоваться возможностью отомстить чужими руками я просто не смог.
Главврач хмыкнул, задумчиво постучал шариковой ручкой о ежедневник, сделал в нем короткую запись, улыбнулся и обратился к секретарше:
– Подготовьте документы.
– Но, Карл Генрихович… – секретарша округлила глаза, надула губы и посмотрела на меня так, словно я был каким-то прокаженным, а ее шеф этого не замечал.
– Готовьте, я сказал! – отчеканил тот, на миг превратив собственное лицо в каменную маску, а затем снова переключился на меня, и маска вмиг исчезла, – Вы желаете кофе или чай?
– Нет, – сказал я, чуть не добавив «благодарю», но вовремя вспомнил, что это может выдать во мне «психическое расстройство».
Врач кивнул секретарше, и та в полном недоумении вышла из кабинета. Снова стало тихо. Карл Генрихович встал, сложил ухоженные руки за спину, подошел к окну и посмотрел вниз на проспект.
