— Нельзя, чтобы они увиделись.
— Кто? — не понял Ефим Борисович.
— Лиля и Оксана.
— Почему?
— Ребенка это травмирует, — пояснила Юлия Александровна. — А этой прости-господи незачем с дочкой общаться, теперь я окончательно поняла. От нее ничего, кроме неприятностей, не будет.
— Э! Э! — вскричал автоматчик, и все, кто находился на пригорке, подняли глаза, стараясь понять, что его встревожило.
Лиля была уже далеко, сбегая по склону на своих тоненьких, проворных, упругих, как пружинки, ножках. Ручки она расставила в стороны, то ли для равновесия, то ли воображая, что это крылья.
— Стоять! — рявкнул Миша-просто-Миша, устремляясь за ней с пистолетом в руке, который появился так внезапно, словно выскочил из рукава.
— Не надо, не надо! — заблажила Юлия Александровна, кидаясь наперерез.
Свободная лапища Миши сшибла ее с ног, как пластмассовый манекен на неустойчивой подставке.
— Ряба! — крикнул он. — Этих двоих на прицеле держи. Калач, за мной.
Автоматчик догнал Мишу, они побежали за Лилей вместе. Она была уже далеко. Перевалила овраг и обезьянкой карабкалась вверх по противоположному склону. Никто не ожидал от нее такой прыти. Никто, включая дедушку и бабушку, не понял, куда она бежит и зачем. Но останавливать ее было поздно. Преследователи еще даже не спустились на дно ложбины, а Лиля уже приближалась к линии кустарника на той стороне.
— Снизу не достану, — предупредил автоматчик, прыгая через пни и кротовьи норы.
— Режь, — скомандовал Миша, останавливаясь.
— Но…
— Режь, говорю!
Не споря больше, автоматчик упал на одно колено и дал первую очередь, пропахавшую палую листву перед маленькой фигуркой за оврагом.
— Ниже, — сказал Миша, как будто стрелок сам не видел цели.
Автомат пристрочил девочку к склону парой металлических стежек. Она лежала и не двигалась, только ветерок шевелил волосы на ее неживой головке. Это показалось Юлии Александровне до того нелепым, что она захохотала, не имея сил остановиться.
Страшнее этого смеха Ефим Борисович никогда ничего в своей жизни не слышал. Он зажал уши обеими руками, упал на колени и скрючился, ударяясь головой об землю. Из его глотки вырывались сухие хриплые рыдания.
— Девочку принеси, — велел Миша автоматчику и пошел утихомиривать выживших из ума стариков.
5
Ксюша всё поняла, как только увидела черный джип с тонированными стеклами, медленно приближающийся к ним.
— Сдал меня, Вадик? — обреченно спросила она. — Такая твоя благодарность?
Вадим молчал, на всякий случай придерживая ее за руку выше локтя. Он мог бы спросить, за что она ждет от него благодарности? За ночной секс? За вареники?
Джип остановился. Прохожие шли по улице, не подозревая, что у них на глазах происходит похищение людей. Задняя дверца распахнулась.
— Скотина, — сказала Ксюша устало.
— Пойдем, — сказал Вадим так же устало.
— Никуда я не пойду. И не поеду.
— Я с тобой. Не бойся.
Переднее стекло джипа опустилось, оттуда выглянул лысеющий мужчина в тонких очках.
— Садитесь, — предложил он.
— Сейчас, — буркнул Вадим и повернулся к Ксюше. — Так надо, — тихо заговорил он. — Бандиты взяли моих родителей и нашу дочь. Или они, или мы. Мы же не отдадим Лилечку?
Ксюша чувствовала, как крепко он держит ее за руку. Если побежать, то все равно догонят. Влипла. Некуда деваться.
— Лилечка? — переспросила она и решительно тряхнула волосами. — Конечно. Поехали.
— Ты у меня молодец, — похвалил Вадим, помогая ей забраться в автомобильный салон.
Это «у меня» совершенно не тронуло Ксюшу. Она была сосредоточена на поисках выхода из создавшейся ловушки. Где-то она читала, что лиса, попавшая в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы уйти на свободу. Ни в одной из своих прошлых жизней Ксюша явно не была лисой. Она не умела жертвовать собой. Только другими.
— Добрый день, — поздоровался очкарик, голос которого был знаком Вадиму по утренним телефонным переговорам. — Добро пожаловать.
Ни Вадим, ни Ксюша не ответили на приветствие. Оба чувствовали себя подавленными, правда, по разным причинам. Он очень переживал за дочку. Она переживала за себя.
— Поехали, — распорядился очкарик.
Водитель тотчас снял машину с тормоза.
Кроме этих двоих в машине, находилось еще двое: один на заднем сиденье, рядом с Ксюшей и Вадимом; другой позади них, там, где обычно перевозят багаж.
— Оружие? — спросил очкарик, не оглядываясь.
Его плешивая голова сидела на тонкой шее с желобком и была снабжена парой оттопыренных ушей. Вадим отвел взгляд, чтобы не испытывать такого сильного искушения врезать по этой лопоухой голове, раскачивающейся впереди.
— Нет оружия, — сказал он.
Это было чистой правдой. Пистолеты остались за мусоропроводом в подъезде. Они могли еще понадобиться. Почти наверняка.
Разумеется, Вадиму не поверили, и он подвергся тщательному обыску. Как и Ксюша, ругавшаяся всякий раз, когда ее трогали там, где ей было неприятно.
— Где мои родители и дочь? — спросил Вадим по окончании процедуры.
— Вы их увидите по дороге, — пообещал очкарик. — На расстоянии. Потом их отпустят, а вы поедете с нами дальше. Это честный обмен. Не волнуйтесь. Нам нет никакой необходимости удерживать стариков и ребенка. Они немедленно отправятся домой.
— А мы куда отправимся? — спросила Ксюша.
— Разве вы не догадываетесь? Вас жаждет видеть Леонид Давидович.
Она выразительно посмотрела на Вадима. Он успокаивающе сжал ее тонкие пальцы в своей ладони.
— Я так на тебя надеялась, — тихо сказала она.
— Всё будет в порядке, — пообещал он.
После этого оба замолчали. Говорить было не о чем. Прошлое представлялось слишком далеким, настоящее угнетало, будущее было под большим вопросом.
Через некоторое время джип свернул с трассы на боковую проселочную дорогу, а потом покатил среди берез и сосен. Повинуясь приказу очкарика, водитель притормозил и поехал очень медленно.
Стекло со стороны Вадима поползло вниз. В окно он увидел отца и мать со спящей Лилечкой на руках. Они сидели на брезенте, расстеленном возле микроавтобуса. Их охраняло трое вооруженных людей. Два ствола были направлены в головы отца и матери. Третий, квадратный и грузный, слегка выдвинулся вперед с пистолетом, готовый к любой неожиданности.
Блуждающий взгляд Вадима остановился на дочери. Ее ноги и одна рука неудобно свешивались вниз, голова лежала на плече. Хотя было довольно жарко, она была укутана в мамину кофту.
