Ксюша снова потянулась за своими вещами, но была схвачена за волосы. Поднимая ее с пола, улыбчивый мужчина выворачивал ей голову так, чтобы боль не позволяла ей противиться.
— Вадим! — жалобно пискнула Ксюша.
И не услышала от него ни слова в свою защиту.
2
Первым порывом Вадима Верховского было броситься на похотливого типа, намеревавшегося выволочь Ксюшу из камеры.
Это был мужчина лет тридцати семи, с большими серыми глазами навыкате, длинным лицом и длинными волосами. Изначально они были тщательно зачесаны наверх и собраны на затылке в косицу, однако, сопротивляясь, Ксюша зацепила эту косицу и попортила обладателю прическу. Пряди волос упали ему на лицо мотаясь из стороны в сторону. Шаркая подошвами по бетону, он увлекал Ксюшу к открытой двери.
— Вадим! — сдавленно звала она. — Вадим, помоги же.
Вместо того, чтобы сделать это, он посмотрел на второго охранника, потому что его учили оценивать обстановку и вероятного противника, прежде чем начинать действовать.
Этот парень был грузноват и несколько кривоног, что облегчало бы ему, например, верховую езду, но зато затрудняло бег. В его руках находился поднос с едой. Поставив поднос на пол перед Вадимом, кривоногий сделал шаг назад.
— Жри, — сказал он.
— И подружке оставь, — пропыхтел длинноволосый от двери. — Она вернется со зверским аппетитом. Ай! Кусаться?
На этот раз от боли вскрикнула Ксюша.
А Вадим пришел в действие, как включившийся механизм. После того как решение было принято, места для колебаний не осталось.
Он понял, как поступит, когда увидел на подносе нож. Нужно быть полными идиотами, чтобы подкладывать пленникам столовые приборы подобного рода. Это был даже не нож для резки хлеба, а самый настоящий тесак, одинаково годный на то, чтобы рубить, колоть и резать.
(Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…)
Пальцы Вадима сомкнулись вокруг рукоятки.
(Буду резать, буду бить…)
Первым делом он бросился к длинноволосому, чтобы не дать ему захлопнуть дверь и запереть ее снаружи.
(Все равно тебе водить…)
Но по пути, словно играючись, Вадим полоснул ножом охранника, находившегося ближе. Это было сделано, чтобы выиграть те самые секунды, которые так важны в любой схватке.
Пока кривоногий мычал и охал, держась за порез, рассекший щеку и обе губы, Вадим очутился рядом с выходом. Ошибка длинноволосого состояла в том, что он попытался прикрыться Ксюшей, как живым щитом. Если бы он выскочил из камеры, то, возможно, ему хватило бы времени, чтобы навалиться на дверь и закрыть ее. Но эта единственная возможность была упущена.
Вместо того чтобы покорно ждать исхода в объятиях длинноволосого, Ксюша неожиданно присела, повиснув на удерживающих ее руках. Вадим увидел перед собой растерянное лицо мужчины и ударил в него острием клинка.
Метил он в глаз, а попал в приоткрытый рот. Вероятно, охранник намеревался поднять тревогу, позвав на помощь. Это он очень удачно подгадал. Вместо крика раздался скрежет стали о зубную эмаль.
Почти не встретив сопротивления, клинок вонзился в полость рта и погрузился глубже, круша всё, что попадалось на пути.
Не добив раненого, Вадим метнулся обратно. К счастью, джинсы его были достаточно узкие и держались на бедрах, несмотря на расстегнутую пуговицу. Во всяком случае, не путались в ногах, мешая совершать маневры.
Второй охранник, зажимая пальцами порез, дергал пистолет, зацепившийся за поясной ремень. Тесак в два счета оборвал эти жалкие попытки вместе с жизнью кривоногого. Вадим пырнул его в живот и под ребра, оба раза погрузив лезвие по самую рукоятку.
Кривоногий упал мягко, как куль с тряпьем.
Отметив про себя, что пальцы, кажется, целы, Вадим набросился на длинноволосого, успевшего не только отпустить Ксюшу, но и упасть на пол. Разделавшись с ним, он поднялся на ноги.
Ксюша тряслась, как осиновый листок, прикрывая рот ладонью.
— Тошнит? — спросил Вадим, приводя себя в порядок.
Она закивала, глядя на него огромными темными глазами.
— Потом, ладно? — попросил он. — Когда выберемся.
Она опять закивала.
— Одевайся, — коротко распорядился Вадим.
Не тратя времени даром, он принялся обыскивать трупы. Улов получился довольно богатый: два пистолета, два мобильника и ключи на электронном брелоке с четырьмя красными кнопками. Должно быть, они открывали двери и ворота. Знать бы только, какие кнопки от чего.
Избавив один из трупов от пиджака, Вадим рассовал добычу по карманам.
Ткань была испачкана, но пропитаться кровью не успела. Он сунул руку в рукав.
— Ты это оденешь? — ужаснулась Ксюша.
— Одни раздеваются, другие одеваются, — грубовато пошутил Вадим.
Он не злился на Ксюшу. Если бы не ее сексуальные поползновения, всё могло закончиться иначе. Но случилось, как случилось, и теперь оставалось лишь продолжать начатое, потому что обратного пути не было.
А разве существовал он, этот пресловутый обратный путь, с того момента, когда Вадим решил помочь Ксюше?
3
— Только не сейчас, — взмолилась она, увидев, что он набирает номер на очередном трофейном мобильнике. — Сюда могут прийти.
— Тихо. — Вадим приложил палец к губам, а потом заговорил быстро и убедительно. — Мама? Слушай меня внимательно. Вы одни? Вас отпустили? Отлично. Прямо сейчас идите в полицию и требуйте, чтобы к вам приставили охрану. Нет, лучше в приемную обладминистрации. Никуда оттуда не уходите. Если вас будут гнать, не подчиняйтесь. Кричите, сопротивляйтесь, привлекайте к себе внимание. Чем больше шума, тем лучше. Говорите, что вас похитили, что вам угрожают…
Выпалив всё это, он перевел дух. Потом приложил трубку к другому уху и спросил:
— Лилечка как? Сильно напугалась? Что? Я не понял, повтори…
Неодобрительно наблюдая за ним, Ксюша нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Ей не терпелось поскорей покинуть темницу с двумя трупами. Она не знала, что будет дальше, но инстинкт самосохранения подсказывал ей бежать как можно дальше отсюда.
— Что же ты… — начал Вадим. — Что же вы…
Он преображался прямо на глазах. Ксюша никогда не видела, чтобы перемены происходили с человеком столь стремительно. Только что перед ней стоял уверенный в себе, ожесточенный боец с твердым, непримиримым взглядом. Теперь на его месте Ксюша видела сломленного, подавленного горем человека с потухшим взглядом.
— Лилечка где? — тихо спросил он в трубку. — Как увезли? Куда, зачем?.. Ах, да, ясно.
