Впрочем, об этой эпопее я расскажу вам в следующих главах, а пока давайте вернёмся к солдату Иоахиму. Больной солдат обещал показать место, где у реки Сха было зарыто золото, но встать с постели ему так и не удалось.
В последний день перед смертью Иоахим просил Рачковского в случае обнаружения клада три раза в год заказывать панихиды о погибших в ту войну солдатах.
Ветеран Отечественной войны скончался на следующий день и был похоронен на городском кладбище. А Станислав Рачковский остался невольным хранителем поведанной ему тайны. Он, разумеется, отлично знал место, указанное Иоахимом. Правда, росшие там дубы были уже лет пятнадцать назад срублены, но два больших пня всё ещё торчали из земли и в принципе могли служить ориентиром для поисков. Тем не менее клад так и оставался недвижим. Рачковский не решался заняться раскопками, поскольку клад лежал на общественной земле, и он обоснованно опасался, что золото у него попросту отберут городские власти.
Прошли годы. Скончался и сам Станислав Рачковский, а его сын Юлиан, слышавший все разговоры Иоахима с отцом, был сослан в Вятскую губернию (за вольнодумство). Вернуться на родину ему разрешили только тогда, когда ему было под семьдесят. В 1897 году Юлиан обратился к властям за разрешением на поиски спрятанного золота, о котором он слышал в далёком детстве. Разрешение он получил и в течение всего лета искал ценности. Но с того далёкого дня, как был зарыт клад, прошло 85 лет. Берега реки Сха неузнаваемо изменились, и от некогда росших там деревьев не осталось и следа. Ю.С. Рачковский тем не менее нанял нескольких землекопов. Те вырыли несколько траншей, потыкали землю железными штырями, но, разумеется, безрезультатно. На том поиски и закончились. Поскольку Юлиан не имел ни точного плана, ни соответствующих приборов (которых тогда вообще не было), то у него практически не было шансов на отыскание ценностей.
Какова же реальная стоимость закопанного десятью солдатами золота? Полностью засыпанный золотыми монетами бочонок из-под пороха весил не менее 50 кг, несмотря на то, что по размерам совсем невелик. Бочонков было всего восемь, и значит, в очень компактном по площади захоронении содержится не менее 400 кг золота (серебра, или того и другого вместе). Стало быть, свыше $ 4 500 000 по нынешнему курсу, при максимальном везении. Но вовсе не денежная составляющая интересовала меня, когда я в первый раз приехал в сильно разросшийся после войны город Борисов. Ничего из того, что я вам только что рассказал, я в ту пору ещё не знал, но был полон юношеского энтузиазма и жажды приключений. Ведь, пожалуй, ни одна кладоискательская легенда не привлекала меня больше, чем легенда о захороненных в окрестностях Борисова восьми бочонках золотых червонцев.
Почему именно она? Право, не знаю, что и сказать. То ли потому, что услышал её в достаточно ещё романтическом возрасте, то ли потому, что чем больше узнавал я об этом малоизвестном эпизоде нашей истории, тем больше проникался идеей непременно отыскать следы сего загадочного клада. Надо сказать, что традиционно, исходя из имевшейся у меня скудной информации, поиски восьми бочонков велись мною вдоль реки Березины, поскольку в исходной легенде довольно ясно указывалось на то, что события происходили именно около этой реки. Ах да, я же не рассказал о том, как узнал о самой легенде! Сейчас исправлю это досадное упущение. Предоставляю слово старой-престарой вырезке из газеты «Неделя» аж за далёкий 1977 год.
«О тому что, отступая из Москвы, Наполеон увёз с собой много награбленных сокровищу писалось не раз, — пишет Н. Матуковский, собственный корреспондент «Известий». — Всевозможные гипотезы сводились, в общем-то, к одному: сокровища были брошены где-то в районе белорусского города Борисова, там, где войска Бонапарта потерпели очередное сокрушительное поражение. Гипотезы эти время от времени подогревались сообщениями о найденных на дне Березины золотых и серебряных монетах, то химическим анализом воды в одном из озёр (повышенное содержание серебра). Но вот я листаю документы, обнаруженные недавно в архиве.
“Дело канцелярии минского губернатора. О кладах найденных в Минской губернии. Начато 20 июня 1896 г., окончено 8 ноября 1897 г. Имею честь препроводить при сём на рассмотрение Вашего сиятельства докладную записку отставного губернского секретаря Рачковского об оказании ему содействия при раскопках зарытых, будто бы в земле около Борисова, бочонков с золотом”.
Губернатор Минска в свою очередь запросил: “На какой земле зарыто золото — казённой, церковной, общественной или частной?” На что Юлиан Рачковский ответил: “Местность принадлежит городу Борисову. Она луговая и никаких там памятников древности не было, и нет...”
Как отставной губернский секретарь узнал о наполеоновском кладе? Оказывается, через много лет после войны в его дом зашёл пожилой солдат и рассказал следующее. “...Французы двинулись из Борисова на переправу, устроенную в 10 верстах от Борисова на реке Березине у деревни Студёнка, — передаёт рассказ солдата в своей записке Ю. Рачковский. — Я и десять моих товарищей напали на крытый шарабан, запряженный тройкой лошадей. Возница-француз соскочил с козел, обрезал постромки, вспрыгнул на неё верхом и умчался. Мы бросились к бричке и увидели бочонки, их было восемь. С одного сбили тесаком обручи — там лежали золотые червонцы. Мы вырыли яму, высыпали золото в неё, затем набросали туда поломан-ные ружья и сабли, засыпали землёй, сверху разожгли костёр, погрелись и двинулись за войсками”.
Рачковский сообщает далее: “Солдат Евхим хотел показать моему отцу, где зарыты червонцы. Но за ночь всё покрылось снегом. Ещё через ночь Евхиму сделалось хуже, и он сказал: “Видно не пользоваться мне богатством. Все мои товарищи погибли, остался один я. И мой конец близок”».
Вот, собственно говоря, и вся та информация, на которую я опирался в своих ранних поисках. Информация, согласитесь, очень скудная и крайне фрагментарная. Но меня воодушевляло то, что общий район действий был очерчен достаточно точно. Напомню дошедшие до нас слова самого старого солдата Иоахима, повествующего об этой истории. Он говорит о времени захоронения клада так: «Когда французы двинулись к Березине...» Отсюда я делал однозначный вывод о том, что эпизод с захоронением клада произошёл именно в момент отступления французских войск от Старо-Борисова к Студёнке, к наскоро выстроенным переправам. Вполне вписывалось в эту легенду и упоминание о том, что на следующий день пятеро из десяти закапывавших клад солдат погибли в бою. Видимо (думал я), имелось в виду известное сражение при Брилях, в котором действительно обе противоборствующие стороны понесли значительные потери. Каждый из нас и теперь может увидеть высокие насыпи громадных братских могил, воздвигнутых на правом берегу Березины, как раз напротив деревни Студёнки.
И всё бы хорошо, всё бы здесь ладно, но вот только никаких следов золотого захоронения отыскать не удавалось многие годы. Следы прочих исторических кладов я, так или иначе, но находил, а здесь так и сохранялась полная неясность. Впрочем, бог бы с ним, с золотом, не в нём была суть. Мне не удавалось отыскать даже и следов того раскопа, которые однозначно указали бы, что искомый клад уже давно выкопан и вывезен.
