«Я шёл между генералом Раппом и офицером ординарцем Гальцем. Последний предупредил меня, что у меня отморожена правая сторона лица; чтобы потереть лицо снегом, я снял мои огромные лисьи перчатки. Я следовал за Неаполитанским королём к домищ, окружённому большими каменными стенами и носящему пышное название замка. Вместе с другими я вошёл в скверную комнатку».
8 декабря
«8 декабря. На рассвете, т.е. к 8 часам утра, пробили сбор во дворе короля. Принц Невшательский (Бертье) который “потерял голову”, вошёл в комнату, где мы (30 человек) завтракали, с криком, что мы бесчестим себя, потому, что заканчиваем кушать вместо того, чтобы идти во двор. Он предупредил, что уже пробили сбор, но мы не обратили на это большого внимания.
Не пришлось собирать вместе батальон “старой” гвардии под ружьё; на его бивуаке остались мёртвые, а часовой замёрз стоя. Мороз не позволял солдатам держать ружья.
Штаб-квартира Мюрата была перенесена в Вильно. В 2 часа дня 8-го декабря я прибыл одним из первых в этот город. В воротах было большое скопление, а позднее проход сделался опасным. Мне показали помещение генерала Нарбона в доме губернатора».
«Рукойны. Мюрат и Бертье выступили сегодня (из Медников) в 11 часов утра в Вильно. Мы встали бивуаком в Рукойнах, где уцелели лишь несколько разрушенных хижин, и где кругом всё было завалено трупами. Виктор ввёл в Медники остатки дивизии Луазано и неаполитанской кавалерии и соединил свой отряд с солдатами Нея.
Когда мы выступили из Рукойн, нам на пути попадались баварские войска, в беспорядке возвращавшиеся из Неменчина. Целых десять часов подряд в сильнейший мороз 28 градусов тысячи толпились у ворот Вильно.
Трупы неаполитанских велитов, которых всегда можно распознать по их богатым совершенно новым одеждам, показывали нам, что здесь проехал Император».
«Как описать ужас жителей Вильны, всё время хранивших у себя в городе все наши вещи, наших раненых и больных, наш провиант и шесть миллионов денег».
Отметим про себя этот отрадный факт. Как минимум 300 000 золотых 280 двадцатифранковых монет армия всё ещё транспортировала, несмотря на все ужасающие потери в личном составе и лошадях, лютый холод и мор. По весу это составляло примерно 2800 кг.
9 декабря
«9 декабря. В Вильно я прибыл 8-го декабря в 2 часа дня и остановился в доме губернатора. Слышится канонада: в 5 часов вечера пробили сбор. Батальонный командир Дарнуль предупредил короля Неаполитанского (Мюрата), что офицер сторожевого поста возвестил о приближении казаков.
Его величество Мюрат, проявивший в эту кампанию невероятную храбрость, на этот раз потерял голову, подобно маршалу Бертье. Король Мюрат спасся бегством, самолично таща за повод свою лошадь; я встретил его и маршала Бертье, когда они пешком проводили свой план в действие.
Полковник Бонгар, адъютант начальника штаба, — хороший товарищ, на мой вопрос, куда они так быстро идут, прокричал нам: “На лошадей! Больше мне нечего сказать”.
Будучи мало расположен так скоро ехать верхом, я пустился на разведку и узнал, что это внезапное отступление было вызвано приближением нескольких казаков с пушкой.
Генерал Нарбон согласился отправиться вместе с генералом Себастиани; эскорт последнего состоял из всех конных офицеров кавалерии. В 11 вечера генерал Себастиани уведомил нас, что он отправляется; не знаю, как это вышло, но мы не могли к нему присоединиться. Генерал Нарбон и я (сам Кастеллан) шли пешком, за нами следовали наши лошади.
При выходе из города (ночью) была большая сумятица; мы остановились в штаб-квартире Неаполитанского короля в 2-х км от городских ворот. В Вильно осталось большое число больных солдат, их число доходило до 20 000 человек».
«Придя в Вильно, мы узнали, наконец, что предназначенной для итальянского войска квартирой был монастырь Святого Рафаила за Вильно. Король Мюрат устроил свою главную квартиру в одном из кафе, находившемся по дороге в Ковно, на расстоянии ружейного выстрела от ворот города. В 11 часов вечера все было спокойно, и Вице-король поехал к Мюрату».
«Русские заняли Вильно утром 11-го декабря».
И вот именно здесь, вблизи современного Вильнюса, французов ожидало самое ужасное приключение за всё их двухмесячное путешествие. И приключение это было вызвано самыми что ни на есть естественными, вернее будет сказать, географическими, причинами.
10 декабря
10 декабря. Эве. В четыре часа Мюрат выступает, и все войска идут по Ковельской дороге. Императорская гвардия уменьшилась теперь приблизительно до 800 человек. Баварский отряд и дивизия Луазана, к которым присоединилось всё депо, составили авангард под начальством Нея. Весь отряд этот состоял, в общем, из 2300 человек пехоты и 200 человек кавалерии, так что Великая армия едва доходила до 5000 вооружённых человек, не считая поляков и кавалерии, отправившихся к Олите.
Мюрат и Бертье ехали в карете. Вице-король, Даву, Лефевр, Мортье и Бессьер с остатками своих штабов следовали пешком или верхом.
В 2-х милях от Вильно, по дороге в Ковно, стоит Понарская гора. Глубокий снег и ледяная кора делали гору неприступной, взобраться туда было невозможно. Если взять влево, то между Вильно и Понарской горой шла дорога на Новые Траки. Эта дорога идёт по равнине и по ней, через Траки, Эве и Жижморы, можно было попасть на Большую дорогу из Вильно в Ковно.
Все фуры, пушки, багаж, все вывезенные из Москвы и всё ещё остававшиеся трофеи, наконец, экипажи самого императора и вывезенная из Вильно казна, всё это сбилось и перепуталось. Пришлось всё бросить.
Ней дал приказ полковнику Тюрейну открыть все ящики с КАЗНОЙ и разделить деньги между всеми, кто только захочет. Французы и казаки сообща грабили из ящиков казну — шесть миллионов золотом и серебром. Только ночь положила конец всей этой невыразимой суматохе».
«В штаб-квартире короля (Мюрата) в 2-х км от Вильно в час ночи нас догнали наши сани. В первые сели генерал Нарбон и Шабо, во вторые сани сел я с Эйяром, в третьи сани лакей и повар. Поехали, но сани отбились друг от друга среди ночной темноты. При приближении к подъёму Понарской горы произошло большое нагромождение пушек, фургонов, повозок, которые не могли добраться до вершины.
Холод был чрезвычайный; гора была покрыта кострами, разложенными проводниками, которые видели невозможность движения вперёд, благодаря крутизне и обледенелости тропинки. (Высота горы — примерно 250 метров.)
Драгун, который следовал замнойсмоим чемоданом, потерял меня, так я его больше и не видел. Вся оставшаяся ночь прошла у меня в том, что я старался продвинуть вперёд мои сани; мне удалось, несмотря на пушки и фургоны, проехать три четверти горы Понаряй. На рассвете, раздраженный невозможностью дальнейшего движения, я решил бросить сани и идти пешком.
При этом несчастном подъёме мы оставили все пушки и большое количество багажа и повозок. Наши собственные солдаты разграбили часть армейской казны при появлении казаков; одно время даже работали с ними в полном согласии. Ночью многие офицеры и союзники предлагали мне купить награбленные вещи: серебряные чаши, приборы столовые и прочее. Наши солдаты охотно давали 100, даже 300 франков серебром за один наполеондор золотом. (Видимо, и денег, и массивных серебряных изделий на руках было столько, что унести с собой всё награбленное было делом совершенно нереальным.)
