«Поди вон!», или Видения императриц российских
В 1822–1823 годах российское общество потрясла гражданская лирика молодого поэта Кондратия Рылеева (1795–1826), особенно его «Думы» и «Оды». Откровенно антимонархические строки будущего поэта-декабриста были встречены по-разному. Так, Пушкин в письмах к Вяземскому и самому Рылееву отозвался о стихах весьма критично, написав, что не нашел в них ничего национально-русского, кроме имен, и признал их однообразными по композиции. Однако наиболее радикальными слоями общества «Думы» были встречены на ура, ибо, во-первых, были созданы под впечатлением издающейся «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, а во-вторых, отражали горячее желание показать нравственное падение монархии. Так в «Видении Анны Иоанновны» поэт описывает, как императрице явился призрак казненного ею реформатора Волынского, да не просто призрак, а лишь голова. На такую поэтическую вольность возмутилось даже общественное мнение. Газеты написали, что «явления призраков императрице» не имеют «никакой связи ни с историей, ни с преданиями народными».
Однако газеты сильно ошибались. И историкам пришлось рассказать правду еще более сенсационную, нежели «явление головы Волынского»: императрице Анне Иоанновне действительно являлся призрак, да еще и ее собственный. И являлся двойник императрицы не раз.
Л. Каравак. Портрет императрицы Анны Иоанновны. 1730
Впервые «невероятности» начались в сентябре 1740 года в Зимнем дворце. Истопники, камер-лакеи и часовые стали видеть в тронном зале женскую фигуру, как две капли воды похожую на императрицу, расхаживающую по ночам в короне и порфире. 8 октября часовой и дежурный офицер собственными глазами увидели императрицу на троне при всех регалиях, о чем и сделали в журнале дежурств соответственную запись. Ее, естественно, увидел Бирон, обладавший всей полнотой власти при Анне Иоанновне. Он-то ведь точно знал, что императрица в это время в тронный зал не заходила, а спала в собственной опочивальне. И тогда Бирон отдал приказ: стрелять в самозванку, «буде она объявится».
И вот через пару дней, когда Анна Иоанновна находилась в дальних покоях вместе с Бироном и его супругой, часовые действительно выстрелили по двойнику императрицы. Да вот только пули ушли в стену.
Второй раз и сама императрица увидела собственный призрак. Сохранились воспоминания об этом драматическом «свидании» графини А.Д. Блудовой. Она записала историю, пересказанную ей двоюродным дедушкой. По его словам, Бирон вместе с императрицей как-то вышли из коридора Зимнего дворца и наткнулись на… другую императрицу. «Дерзкая!» – закричал Бирон и крикнул охрану. Настоящая же императрица, застыв в секундном изумлении, бесстрашно вышла вперед, обратившись к самозванке: «Кто ты, зачем пришла?» Та, не сводя глаз с императрицы, не отвечая ни слова, стала пятиться по направлению к трону… «Поди вон!» – возопила Анна Иоанновна. Но самозванка уже начала подниматься по ступенькам под балдахином. И тут закричал Бирон: «Это дерзкая обманщица! Вот же императрица! И она приказывает вам, стреляйте в эту женщину!» Грянул выстрел караула. Женщина, стоявшая у трона, еще раз обратила взор на императрицу, тяжело вздохнула и… рассеялась в воздухе.
Анна Иоанновна повернулась к Бирону и вздохнула еще тяжелее: «Видно, это смерть моя!» И действительно, через некоторое время она слегла, и скоро ее не стало.
Надо сказать, что, прочтя историю о двойнике императрицы, российская образованная публика не слишком-то поверила в ее правдивость. Однако историки не сдались. Оказалось, что в анналах царствований существует и другой подобный случай. И если происшедшее с Анной Иоанновной можно было списать на ее малообразованность и увлечение мистикой при дворе, то вторая история случилась с самой реалистичной правительницей – Екатериной II, которая твердо придерживалась научных взглядов просветителей. Но и она встретилась со своим призрачным двойником. И произошло это тоже накануне смерти.
А. Антропов. Портрет Екатерины II. 1766
Случилось это 2 ноября 1796 года. Вот как описал это событие в «Мемуарах» совершенно беспристрастный современник – Людовик XVIII, к тому времени уже провозглашенный эмигрантами-роялистами королем Франции. Король-изгнанник тогда жил в Венеции и о случившемся узнал от посланника при российском дворе.
«За два дня до смерти ее величества [Екатерины II] фрейлины, дежурившие у дверей спальни, увидели, что государыня, в ночной одежде и со свечой в руке, выходит из своей спальни, идет к тронному залу и входит туда. Сперва они были очень удивлены таким странным и поздним выходом, а вскоре начали тревожиться ее продолжительным отсутствием. Каково же было их изумление, когда они услышали из спальни государыни звонок, которым обыкновенно призывалась дежурная прислуга! Бросившись в спальню, они увидели государыню лежавшей на кровати. Екатерина спросила с неудовольствием, кто ей мешает спать. Фрейлины замялись, боясь сказать ей правду, но императрица быстро заметила их смущение и в конце концов заставила-таки описать подробно все происшествие.
Живо заинтересованная рассказом, она приказала подать себе одеться и в сопровождении фрейлин отправилась в тронный зал. Дверь была отворена – и странное зрелище представилось глазам присутствующих: громадный зал был освещен каким-то зеленоватым светом. На троне сидел призрак – другая Екатерина!
Императрица вскрикнула и упала без чувств. С этой минуты здоровье ее расстроилось, и два дня спустя апоплексический удар прекратил ее земную жизнь».
Действительно, Екатерина Великая скончалась утром 6 ноября 1796 года от кровоизлияния в мозг, что тогда и называлось апоплексическим ударом. Выходит, встреча с двойником не сулит человеку ничего хорошего. Конечно, это антиисторическое заявление, но, увы, оно подтверждено судьбами российских самодержиц.
Принц, навязанный России
Любой, кто хоть немного знает перипетии российской истории, теряется в догадках: отчего умная и дальновидная правительница Елизавета Петровна выбрала своим наследником столь недалекого недоросля, как принц Голштинии? Ведь не будь этого явно не подходящего для правления юноши, история страны могла бы развиваться по-иному.
Разгадка этого странного выбора императрицы кроется в истории ее семьи, и прежде всего в трагической судьбе ее сестры – Анны, той самой, что была старшей и любимейшей дочерью Петра Великого. Монарший батюшка души в ней не чаял. В ее честь называл корабли и деревни, даже любимую лошадь и собаку Петр кликал Анеткой. Зато мы об этой цесаревне уже почти ничего не знаем. А ведь история прелюбопытнейшая.
Умная Марта Скавронская, ставшая Екатериной Алексеевной, «полюбовницей» великого царя Петра, ждала своего первого ребенка в смятении: неугомонный Петр снова начал вспоминать свою давнюю пассию – Анну Монс. Екатерина позвала ведунью. Та посоветовала немыслимое: «Родишь девочку, назови Анной!» Екатерина в недоумении всплеснула руками: «Зачем?! Ведь будет Петруша девочку звать, а о Монсихе думать!» Ведунья не сдалась: «Все наоборот повернется: будет у царя одна любимая Аннушка, другую он напрочь забудет!»
