В ночь на 14 июля по городу пополз слух, что гарнизон Бастилии, выступающий, естественно, на стороне короля, готов начать стрелять в восставший народ. Тюрио де ла Росье, депутат от округа Сен-Луи-де-ла-Куртюр, собрав толпу утром, повел ее к зловещей темнице, где, по его словам, «томились сотни невиновных». Конечно, никто не собирался рассказывать народу, что ныне в стенах Бастилии всего семь узников: из них трое серийных убийц, двое из которых признаны душевнобольными, и четверо злостных мошенников, подделывателей векселей.
И вот ошалевшая от собственной «революционной значимости» толпа ринулась к тюрьме. Но депутат де Росье с возмущением узнал, что его миссию свободы опередили соперники – трое других депутатов с толпой собственных сторонников уже вошли в ворота тюрьмы. Оставив своих людей во дворе, депутаты прошли к коменданту тюрьму, маркизу Делоне, и уселись с ним завтракать. Разгневанный Росье влетел следом и… тоже присоединился к завтраку. Кухня оказалась отменной, спешить, собственно, было некуда. Комендант, понимая обстановку, сказал, что готов открыть ворота тюрьмы, дабы решить дело миром. Но – увы – толпа, дожидавшаяся депутатов, не знала, что те просто уселись завтракать. Народ волновался. Люди, вооруженные ружьями, крючьями, топорами, кричали, угрожая: «Долой Бастилию! Долой гарнизон!» Кто-то из умельцев сумел взобраться на поднятый мост, разбить его цепи. Старый мост, заскрежетав, опустился, и толпа хлынула во двор.
Естественно, гарнизон ответил оружейным залпом. Но не в людей, а поверх голов. Никто из нападавших даже не был ранен, но часть людей, перепугавшись грома пушек, бросилась за подмогой к городской ратуше, крича: «Убийство! Предательство! Отомстим гарнизону Бастилии!» В ратуше заседало Учредительное собрание. Но до Бастилии ему дела не было. Власть-то отлично знала, что «зловещая тюрьма» – всего лишь развалюха. Однако простым парижанам это не было известно, и на фоне криков и общей истерии к стенам Бастилии кинулся чуть не весь город.
Словом, пока депутаты дегустировали завтрак, а члены Учредительного собрания решали свои дела, восставший народ устремился во двор тюрьмы. Там располагались подсобные строения: кузни, конюшни, сараи, дом коменданта, военные казармы. В мгновение ока мятежная толпа разрушила, что смогла. Строения подожгли. Выбежавшего коменданта Бастилии, маркиза Делоне, зверски убили – походя отрезали голову мясницким ножом. Солдаты еще попытались выстрелить из легендарных пушек Бастилии. Но удалось дать всего один залп. А восставшие уже подкатили собственные пушки и начали палить без разбора по стенам тюрьмы. Стены, как известно, были старыми и ветхими. Они пали сами, и разрушать их не пришлось. Гарнизон капитулировал.
Освобожденных узников торжественно провели по улицам города. Во главе процессии «человеколюбивые революционеры» гордо несли голову коменданта, насаженную на пику. Это был апофеоз. На крышах домов собрались тысячи любопытных – все ликовали. На другой день завалы бастиона деспотизма начали разбирать. Нагнали строителей. Ну а парижане, ликуя, кружились вокруг, танцуя и напевая. Взятие Бастилии было описано в газетах как подвиг революционного народа. Ну а потом, как водится, начались приписки – легендарные события, провозглашение героев, погибших за правое дело. А чтобы в героях действительно оказались погибшие, взяли списки городских воришек, бездомных клошаров, умерших в городе еще прошедшей снежной зимой.
Почти 150 лет, вплоть до конца 1930-х годов, легенда о взятии Бастилии, геройстве народа и прочих революционных «справедливостях» прочно бытовала и во Франции, и во всем мире. И только ХХ век решился сказать, что штурм тюрьмы народов всего лишь легенда. Не говоря уже о погибших в этом штурме «верных сынах Отечества». Просто легенда была нужна – революции всегда питаются такими легендами. Не то же разве произошло и во время Октябрьской революции в России? Сколько мы слышали о массовом героизме во время взятия Зимнего дворца, о матросах и солдатах, погибших от руки подлых наймитов Временного правительства, от пуль оголтелых солдат женского батальона под командованием Бочкаревой! И только спустя век узнали правдивые факты. При взятии Зимнего дворца, как отмечают историки, погибли единицы – и то по собственной неосторожности, а не от пуль обороняющихся. Помню, как мой дед, Петр Павлович Кириллов, бывший в то время одним из тех матросов, кому было приказано взять Зимний, рассказывал тихонько (дело было в советские времена), что сам видел, как погибли матрос и солдат: оба пьяные упали с лестницы, сломав шею. А пьяные они были оттого, что первым делом взяли не дворец, а его винные погреба, где выпили и перебили все содержимое. Ну а Марии Бочкаревой вообще не было в то время в городе.
Легенды – на то и легенды, дабы их создавать. Если нет ничего героического – его следует выдумать.
Легенда о французском дофине, или Дети революции
История Французской буржуазной революции, начавшейся в 1789 году, полна загадок. Но самой жгучей загадкой всегда считалась жизнь и смерть дофина-наследника, сына казненного короля Людовика XVI. И только XXI век сумел разгадать ее.
Известно, что «революция пожирает своих детей». Но самое ужасное случается, когда слово «дети» употребляется не в символическом, а в реальном смысле. Когда свергнутого Людовика XVI и его жену Марию-Антуанетту заточили в тюрьму Тампль, туда же в августе 1792 года попал и их наследник – Людовик-Карл. Ему было всего 7 лет, но он воспринимался как угроза победившей революции. Это вам ничего не напоминает, дорогие читатели? Пройдет ровно 125 лет, и другой мальчик станет восприниматься другой революцией тоже как реальная угроза ее существованию. Его будут звать цесаревич Алексей, а дело будет происходить в России…
Судьбы этих мальчиков поразительно перекликаются. Кажется, словно сама история подавала знаки: этим детям не стоило рождаться. Недаром Романовы так долго не могли зачать наследника мужского пола, а впоследствии Александру Федоровну упрекали в том, что наконец-то родившийся Алексис – не сын Николая II. Марию-Антуанетту подозревали в том же. Королева Франции славилась легкомысленностью и тщеславием, почти открыто имея любовников-фаворитов. Даже сам король Людовик XVI не считал Людовика-Карла своим сыном. Дело в том, что этот мальчик не был первенцем королевской семьи: до него родился Людовик-Жозеф-Ксавье, вылитая толстощекая копия увальня Людовика XVI. Он и стал дофином Франции. Второго же сына король не признал за своего и даже записал в дневнике: «Роды королевы. Все прошло так же, как и с моим сыном». Однако докапываться до правды апатичный Людовик XVI не стал. Он точно знал, что трон перейдет к его сыну по крови – первенцу Людовику-Жозефу-Ксавье. Разве он мог подозревать, что его возлюбленный наследник неожиданно скончается за десять дней до взятия Бастилии?!
А.-Ф. Калле. Портрет Людовика XVI. 1786
Случившееся поражает своей невероятной трагичностью: Людовик-Карл никогда и не предназначался для трона, но именно ему пришлось стать разменной монетой в борьбе за власть и пережить ужасы, предназначенные исключительно наследнику престола. Если бы за десять дней до революции он не оказался бы вынужденным дофином, возможно, судьба его сложилась бы иначе. Ведь многие члены королевской семьи, не претендовавшие на монархический трон (в том числе старшая сестра Людовика-Карла), уцелели, но несчастный ребенок оказался втянут в кровавую воронку борьбы за власть. А ведь ему было всего 4 годика в 1789 году, когда от туберкулеза умер его старший брат!
