В первые же дни съемок Якоби заболел холериной. Через пару дней за ним последовали две молодые актрисы. И вот эта троица уже оглашает своды замка стонами и вздохами почище призраков.
Изнывая без съемок, исполнители главных ролей Марика Рёкк (Сильва) и ее постоянный партнер Иоганн Хеестерс (Эдвин) решают сходить на пляж, а заодно испробовать, что такое нудизм, поскольку других желающих искупаться нет. Марика лезет в воду голышом и вдруг чувствует, как к ней цепляется медуза. В ужасе она ударяет рукой по воде и… попадает точнехонько по морскому ежу. И вот – вся рука в колючках. Марике найти бы врача, но, как назло, очухавшийся режиссер объявляет съемку. Пару дней снимают – пока прима не грохается в обморок прямо перед камерами.
Примчавшийся сельский полицейский в растерянности объявляет, что в соседской деревушке нет врача – только ветеринар. Но и он занят – принимает отел у коровы. Освободится и тут же придет. Не бросать же корову! А мадам может и потерпеть…
Она терпит, вопя в парадных покоях замка столь же жалостливо, как и режиссер до нее. К вечеру взмыленный, словно сам рожал, ветеринар все-таки добирается до замка и вкалывает бедной Марике лошадиную дозу пенициллина. «Во-первых, других ампул нет! – объясняет он. – Во-вторых, у мадам заражение крови, так что ей не повредит. Вот посмотрите, через пару дней она встанет!»
Через пару дней Марике действительно пришлось встать – время, выделенное на натурные съемки, подходило к концу. Марику привязали к мулу и начали снимать эффектную «сцену поездки на мулах», придуманную режиссером. Обернувшись, Марика в ужасе увидела, что ее партнер по поездке актер Мюллер упал из седла. «Мадам, ваш мужчина finito!» – закричали ей подсобные рабочие.
«Боже, помоги! – возопила актриса. – Что же это творится?! Якоби пронесло, у девушек жар, у меня заражение крови, Мюллер умер!»
Бог помог. Чуть не убившегося Мюллера водрузили в парадные покои замка, а вся труппа замок покинула. Но коварный дух не сдался. Во время обеда режиссер Якоби вдруг подскочил и начал носиться кругами, нечленораздельно вопя: «Аша! Аша!»
Все решили, что Якоби исполняет танец диких – поднимает всем настроение. Но оказалось, режиссера ужалила оса – прямо в язык.
Снова послали за ветеринаром. Тот пришел с кирпичом, которым и зачистил Якоби язык. До крови. «Лучшее народное средство!» – объяснил всем коновал.
В последний съемочный день Хеестерс-Эдвин снимался на лошади. Лошадь понесла и сильно ударила его ногой о каменную ограду замка. «Нога сломана! – мрачно скрипя зубами, констатировал Эдвин. – Только не стаскивайте сапог, потом не наденешь. Снимайте дальше!»
В конце концов, из проклятого замка уехали. Но то ли злобный дух увязался за группой, влюбившись в киносъемки, то ли характер самой «Княгини чардаша» не желал исправляться, а может, оба они спелись в романтическом дуэте, все снова пошло вкривь и вкось. Премиленьким аккордом оказался последний день съемок. Шел главный любовный дуэт.
«Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось?» – томно ворковала опереточная парочка. При этом еще не оправившаяся от заражения крови Марика сидела на диване (стоять сил не хватало), а стоявший позади нее Эдвин-Хеестерс не мог сесть – его сломанная нога была намертво закатана в гипс. Однако на самом мелодраматическом месте Эдвин сумел нежно наклониться над Сильвой, целуя ей ручку.
«Снято!» – крикнул помреж. Но Эдвин так и остался стоять, согнувшись. «Разогнись!» – гаркнул режиссер. – Второй дубль!» Но Эвин только закатил глаза и проскрипел: «Не могу! В поясницу вступило!»
Вот такие опереточные страдания. Зато фильм вышел шикарный, имел мировой успех. И никто никогда не заподозрил бы, чего он стоил съемочной группе. А еще говорят, что музыкальные фильмы – легкий жанр…
Великая сила искусства
Эта совершенно исключительная в своем роде история случилась с известным дирижером и композитором Альфонсо Д’Артега в начале сентября 1945 года.
В полицейском участке на 57-й авеню в Нью-Йорке раздался тревожный звонок: «Из моей машины только что украли саквояж!» Дежурный полицейский недовольно засопел в трубку: «У нас и так работы невпроворот, а вы со своими шмотками…» Но в трубке закричали: «Как вы смеете? Я – дирижер и композитор Альфонсо Д’Артега, меня все знают! А в саквояже ноты моего только что сочиненного концерта и двух религиозных композиций. Через две недели их должны исполнить в Карнеги-Холл на торжествах в честь окончания Второй мировой войны. Там же будет сам президент!..»
Всю ночь полиция прочесывала район 57-й авеню и прилегающие улицы. Музыкант сидел в участке, схватившись за голову. Рукопись концерта существует в единственном экземпляре. И если ноты не найдутся, на его композиторской карьере можно будет поставить крест… Утром полицейские вернулись со свидетелями, которые видели, как к роскошному автомобилю Д’Артеги подошел молодой рыжий парень. Покрутился вокруг и, кажется, вынул то ли отмычку, то ли отвертку…
«Когда же вы его арестуете?» – взмолился Д’Артега. «Скорее всего, никогда… – замялись полицейские. – Представляете, сколько в Нью-Йорке молодых да рыжих?» – «И что же мне делать?» – возопил дирижер. «Молиться!» – отрезали полицейские.
Д’Артега так и сделал – пошел в церковь Святого Франциска Ассизского.
А на окраине Нью-Йорка уставший рыжеволосый парень Джим Лейси ввалился в свою дешевую комнатку. Полтора часа он шагал по самым темным закоулкам, чтобы замести следы. На такси-то денег нет. Но теперь все наладится. Вот она – добыча: толстенный саквояж из дорогой лоснящейся кожи. Лейси выкрал его из роскошного «форда». У хозяина такой машины, наверное, и денег предостаточно!
Нетерпеливым рывком Джим сорвал замки и замер: в саквояже лежали бумаги… Может, это акции или какая другая ценность? Лейси развернул первый лист: точки, крючочки… Да это же ноты! И весь этот дурацкий саквояж забит нотами!
Ох, не зря Лейси зовут невезучим! Надо же – обчистить роскошную машину, чтобы получить… пшик?! Джим сгреб бумаги, запихнул в саквояж и, пока еще темно, отнес все на помойку в соседний квартал. Но, вернувшись домой, обнаружил, что два нотных листа валялись на полу. На одном было написано: «Аве, Мария», на другом – «Религиозный гимн «Каждому нужен друг».
«Каждому нужен друг. У меня его не было, пока я не нашел Тебя, о Боже!» – прочел Джим и вспомнил, как в детстве пел в церковном хоре. Тогда он мечтал о счастье и радости. А что теперь – вечный страх, что тебя поймают?..
Всю ночь Лейси промаялся без сна, а наутро пошел в церковь к знакомому органисту. Тот сыграл приятелю оба гимна. Джим растрогался до слез…
А вечером следующего дня консьержка одного из домов позвонила в квартиру, где жила рассеянная жиличка, вдова композитора Брейна: «Миссис Хетти, вы выбросили в мусорный бак ноты вашего покойного супруга!» Миссис Брейн спустилась вниз и, просмотрев ноты, ахнула: «Это же пропажа Д’Артеги, про которую говорят по радио!»
Словом, находка была возвращена автору. Тот от всей души преподнес миссис Брейн огромный букет, а консьержке – другой, поменьше. Концерт в Карнеги-Холл прошел с успехом. О пропавших гимнах Д’Артега особенно не жалел – что там малые гимны, если прозвучал большой концерт?..
