Рукопись в стихах «Боянова песнь Словену» произвела сенсацию. Еще бы! Ведь Боян упоминается в легендарном «Слове о полку Игореве», но больше никаких сведений о нем нет. И вдруг – находка Сулакадзева! Рукопись тут же окрестили «Гимном Бояна» и начали уговаривать Александра Ивановича издать ее. В 1810 году «Боянов гимн» и «Изречения новгородских жрецов» (тоже найденные Сулакадзевым) изучали историки и писатели Г. Державин, А. Шишков, А. Оленин. Державин написал: «Если справедливо недавнее открытие одного славено-рунного стихотворного свитка I века и нескольких произречений V столетия новгородских жрецов, то они принадлежат к роду мрачных времен стихосложения». В своей публикации Державин привел рисунок свитка и указал, что «подлинники на пеграмине находятся в числе собраний древностей у господина Сулакадзева».
Вскоре Сулакадзеву снова повезло. Он сумел найти новое чудо древней летописи – «Перуна и Велеса вещания в Киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим». Газеты вновь запестрели статьями о язычестве, древних рунических письменах, старинных обычаях. Поэты, писатели и драматурги охотно ввели в свои произведения имена, открытые в свитках Сулакадзева: Вадим, Стоян, Урса, Угоняй. Словом, благодаря находкам Сулакадзева возникла не просто тяга к древней истории, но и проявились детали, новые даты, события. История начала твориться прямо на глазах.
По настоянию общественности Сулакадзев составил перечень своей уникальной библиотеки – почти 2 тысячи старинных книг, из них 290 рукописных свитков. Даже сам каталог звучал интригующе: «Книгорек древним книгам как письменным, так и печатным, из числа коих по суеверию многие были прокляты на соборах, а иные в копиях сожжены». Да только от одного сознания, что героический Сулакадзев отыскал по старым чердакам, монастырским хранилищам и еще бог весть где эти книжно-исторические сокровища, его стоило объявить спасителем Отечества.
Однако грандиозное количество находок навело-таки исследователей на мысль: неплохо было бы проверить свитки на подлинность. Ведь сам собиратель древностей не мог объяснить, где он их находит. На все вопросы он только отвечал: «Помилуйте, я честный человек и не стану вас обманывать!» Но однажды «честного человека» застали врасплох в одной из дальних комнат его дома, когда он вычищал старый пергамент, а на столе при этом стояли «ржавые» чернила, состаренные для специального письма под старину. К тому же несколько переписчиков-слуг проговорились, что помогали Сулакадзеву в работе с пергаментами и даже «берестяными грамотами». Решено было начать проверку.
Делу помогло то, что несколько «воскрешенных из забытья свитков», как их величали в газетах, оказались на руках у приятелей Сулакадзева. Каково же было изумление исследователей, когда с первых же строк «рукописей» они поняли, что все это – подделка. И даже не всегда искусная! Какие-то подделки оказались очень хороши по исполнению, и графика древних славянских почерков там передана виртуозно. Но другие, видимо выполненные в спешке, грешили ошибками, понятными графологам и историкам. Самой грубой оказалась ошибка в датировках, все-таки Сулакадзев не имел широкого образования. Так, свою самую знаменитую подделку, «Боянову песнь», он написал, опираясь на исторические факты, известные о Руси I и II столетий. Однако известно, что этот самый Боян, упоминаемый в «Слове о полку Игореве», жил на рубеже XI и XII веков.
Словом, разразился скандал. Впрочем, весьма своеобразный. Инкриминировать аферу «собирателю», конечно, было возможно, но бесполезно. Он не продавал своих «свитков», не наживался на их создании, так что перед законом был чист. Ну а их создание общественностью даже приветствовалось. Ведь благодаря им начался бурный интерес к древней истории. А то, что Сулакадзев сочинял свои фальшивки на древнеславянском наречии и его язык был ярок, образы вдохновенны, вообще вызывало у историков литературы восторг. Особо восхищенные считали, как поэт М. Чулков: «Мистификации Сулакадзева – гениальны. Как ни странно это звучит, его вполне можно назвать реальным создателем истории, настолько он сумел проникнуться ее духом». Общее мнение выразил историк А. Пыпин: «Едва ли сомнительно, что… <Сулакадзев> был не столько подельщик, гнавшийся за прибылью, или мистификатор, сколько фантазер, который обманывал и самого себя. По-видимому, в своих изделиях он гнался прежде всего за собственной мечтой восстановить памятники, об отсутствии которых жалели историки и археологи». Такой вот нравственный аферист – мечтатель от истории…
К концу 1820-х годов превозносимое собрание древностей Сулакадзева уже официально перешло в разряд курьезов. И когда в 1832 году после смерти мужа вдова «собирателя» попыталась продать его коллекцию, то мало что выручила. Рукописи, книги и свитки, изготовленные гениальным мечтателем от истории, разошлись по бросовым ценам. Большая часть исчезла без следа, но иногда случались возвращения. И опять-таки дававшие повод для гениальных афер.
Практически все, кто учился еще в СССР, встречали в учебниках истории восторженный рассказ о том, что, не братья Монгольфье на самом деле являлись первыми, кто взлетел на воздушном шаре. Нет – честь первого в мире воздухоплавателя принадлежала подьячему Крякутному из Нерехты. Именно там он в 1731 году сконструировал воздушный шар и поднялся на нем за полвека до Монгольфье. В учебниках публиковалась и картинка «Полет Крякутного»: подьячий, неуклюже уцепившись за веревки шара, висит над куполами церкви и крышами домов. В Нерехте Крякутному был поставлен памятник. А в 1956 году широко отпразднован 225-летний юбилей полета и даже выпущена почтовая марка.
После юбилейных торжеств решили издать рукопись «О воздушном летании в России с 906 года по Рождестве Христовом», датированную 1819 годом и рассказывающую о столь великом событии. Каким же оказался шок, когда текстологическая и графическая экспертиза объявила рукопись поддельной и даже назвала автора. Конечно, им оказался неутомимый Сулакадзев. Да он даже не старался особо! Взял старую рукопись и кое-что подтер. Но как красиво получилось! «Нерехтец Крякутный»… «фурвин сделал, как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы, а после ударила о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался-таки жив. Его выгнали из города, он ушел в Москву…»
Вот вам и сенсация. На самом деле вместо «нерехтец» в оригинале было написано «немец», вместо «Крякутный» – «крещеный», а вместо «фурвин» (что тогда означало круглый мешок) – фамилия «Фурцель». То есть рассказывалось о том, как крещеный немец Фурцель хотел продемонстрировать в Нерехте шар, уже известный в Европе. Но горожане сочли его воздухоплавательный опыт кознями нечистой силы и изгнали из города. Но самое главное заключалось в том, что ловкий Сулакадзев переправил даты сочинения: 1799 на 1731. И получилась российская сенсация 1731 года.
Поразил Сулакадзев мир и еще одной сенсацией, случившейся спустя 88 лет после своей смерти. В 1919 году в рядах Белой армии, эмигрировавшей на Запад, всплыла древнейшая славянская книга мистического содержания, которую тут же объявили сенсационной находкой оккультизма. На Западе уже давно ходили слухи о «Велесовой книге», где рассказывается о потомках Даждьбога – русах, о их быте, битвах и обычаях, а главное, о мистических обрядах, которые имеют невероятную силу. По преданию, когда Белая армия отступала из разоренной России, один из ее полковников нашел в покинутом дворянском имении несколько деревянных дощечек с непонятными знаками. Позже в Париже полковник показал дощечки историку Миролюбову, тот переписал текст, расшифровал и издал. Так что сегодня даже и Интернете можно прочесть сохранившиеся куски из «Велесовой книги».
