А вот после смерти леди Нэнси Астор в 1964 году, в крепком до того семействе начались неприятности. Одна за другой умерли две супруги четвертого виконта Астора. И примечательно, что обе они носили «Санси» на цепочках, вынув его из диадемы. Но видно, строптивый бриллиант не терпел никаких привязей, в том числе и цепочек.
Виконт Астор не стал рисковать. Женившись вновь, он в 1978 году продал коварный камень французскому государству. Цена была высока — миллион долларов. Но государство ее осилило. И теперь «Санси» гордо красуется в пуленепробиваемой витрине Аполлоновой галереи Лувра. Рядом с ним — камни куда как помельче, но их уже не раз пытались украсть. А вот на «Санси» ни один вор не покушается. И то — себе дороже…
«Малый Санси»
Николя д'Арлей де Санси (1546–1629), чьим именем назван легендарный желтый бриллиант, вообще любил вкладывать деньги в драгоценности. Ну а поскольку был богат, то скупил множество разных каменьев. В его коллекции имелся и еще один великолепный бриллиант тоже грушевидной формы, но гораздо меньше, чем знаменитый «Санси», хотя и чистейшей воды нежно-голубого оттенка. В отличие от «Большого Санси» этот камень принято называть «Малым Санси». Его вес 34 карата, размер 22,4 х 19,5 х 11 мм. За тонкость голубого отлива этого «малыша» принято еще называть «Прекрасным Санси».
История его не столь загадочна и авантюрна, как у большого собрата, но вполне заслуживает своего рассказа. Судя по чистоте камня, он тоже ведет свое происхождение из Индии. Но по огранке грушевидной формы видно, что огранен он был в Европе. Впервые же упоминание об этом камне Николя Санси появилось в 1589 году. Говорят, Николя выкупил его у самой королевы Екатерины Медичи. Может, именно потому, что сделка с этой зловещей монархиней не несла ничего хорошего, Николя постоянно отдавал камень сыну Екатерины — королю Франции Генриху III — то поносить, то продемонстрировать иностранным послам как все еще королевскую собственность. Как и свой великий бриллиант, Николя часто вносил «малыша» в залог за займы непутевого Генриха. Впрочем, оборотистый интендант всегда умел выкупать обратно свои драгоценности.
Однако к началу XVII века средства Николя Санси все же сократились, и некоторые его камни пошли на распродажу — в их числе и «Малый Санси». Его купила в 1604 году жена Генриха IV — Мария, тоже из рода флорентийских Медичи. Она не была стеснена в средствах и заплатила за «прекрасного малыша» 25 тысяч золотых экю — очень большую сумму по тем временам. Почти сорок лет она владела этой потрясающей драгоценностью, а после ее смерти (1642) драгоценности перешли к преемнице на королевском троне — знаменитой Анне Австрийской, которая была замужем за сыном Марии — Людовиком XIII. Однако 1643 году слабый здоровьем Людовик скончался, и Анна Австрийская осталась с двумя малолетними сыновьями на руках — трехлетним Людовиком XIV и его братом Филиппом. Анна стала регентшей, но денег в казне государства не было. И по совету хитрейшего кардинала Мазарини королева распродала некоторые драгоценности короны. Так «Малый Санси» оказался у нового владельца — в 1647 году его купил герцог Фредерик Оранский.
В первый год XVIII века камень перешел к его внуку Фридриху I из династии Гогенцоллернов, ставшему королем Пруссии. Потом «малыша» видели в сокровищнице Фридриха II Великого. Но на люди камень являлся редко, никогда не присутствовал на выставках. Только иногда по самым торжественным случаям коронованные особы и избранные, приглашенные в семейство Гогенцоллернов, имели возможность полюбоваться нежным светом «Прекрасного Санси». Так, сохранились записи, что во время свадебной церемонии прусского принца Альберта и принцессы Марии Заксен-Альтенбургской на новобрачной красовалось ожерелье из двадцати трех бриллиантов, центральное место среди которых занимал голубой красавец.
Уже в XX веке — в 1923 году — была проведена инвентаризация драгоценностей Гогенцоллернов. Так вот там упоминалось это самое ожерелье. Но дальнейших сведений о «Малом Санси» не имеется. Что стало с ним? Жив ли он? Иногда, правда, появляются разговоры о разных голубых бриллиантах особо нежного цвета, но идет ли речь о «Санси», непонятно.
Комодные деньги
Молодой скульптор, выпускник Петербургской академии художеств Петр Карлович Клодт был беден, но горд. Не зря же он происходил из старинного рыцарского рода и носил титул барона фон Юргенсбург. Когда-то в Курляндии его предки владели множеством замков, но потом замки отошли за долги, и бароны фон Юргенсбург перебрались на русскую службу. Так что к 1805 году, когда родился Петр, семья уже давно обрусела. Отец Петра, генерал Карл Федорович Клодт, верой и правдой служил России, храбро сражался с Наполеоном, за что удостоился многих наград и особой почести — его портрет поместили в Галерее героев войны 1812 года в Зимнем дворце. Но после войны гордый генерал не снес оскорблений начальства и умер в одночасье. Матушка Петра, Елизавета Яковлевна* добрейшая женщина, тоже скончалась. Так что Петру пришлось самому пробивать дорогу в жизни. Еще когда был жив отец, Петр по его настоянию пошел на военную службу — стал артиллерийским офицером. Но душа его к военной муштре никак не лежала. И вот в начале 1830 года двадцатипятилетний Клодт вышел в отставку и поступил в Академию художеств. Стал скульптором, да вот только никаких заказов не имел и по гордости своей с хлеба на квас перебивался.
Портрет Клодта в последние годы жизни
Петру Клодту повезло в одном: женился он по любви на милой и доброй девушке Уле Спиридоновой. Была она сиротой и воспитывалась в доме знаменитого скульптора Ивана Петровича Мартоса, автора памятника Минину и Пожарскому, что и ныне стоит в Москве на Красной площади. Конечно, в семье Мартоса Уля без хлеба не сидела, но сиротскую долю и хлопоты Золушки познала в полной мере — сколько ни работала, никак не могла угодить ни дяденьке Ивану Петровичу, ни тетеньке Авдотье Афанасьевне, ни двоюродной сестрице Катеньке. Так что замужество пришлось весьма кстати. Пусть без приданого, зато по любви!
Утро после свадьбы сверкало для молодоженов солнечными лучами. Уля выбежала из полуподвала, где жил Клодт, и подставила им лицо. Вскоре вышел и Петр, правда виновато отводя глаза. В доме у него, как обычно, был один хвост селедки — вот и вся еда. Петр вздыхал: Уля у Мартосов хоть и из милости жила, но небось не голодала. По утрам — чаи-кофеи распивала. А у мужа в полуподвале — одна вода…
Но молодая жена уже хлопотала вовсю: окна открыла — свежий воздух впустить. Полуподвал-то ведь — и жилье, и мастерская. Тут кругом у Пети и его рисунки, и муляжи лошадиных голов, с которых он их срисовывает. Стол у окна кусками свежей глины завален — у окошка света побольше, вот Петя и лепит тут свои скульптуры.
Немного Уля разобралась и начала в комод перекладывать свое приданое. А там…
Между постельного белья серебряный рубль лежит. Конечно, это старинный обычай — класть в белье новобрачных серебро, но не надеялась Уля, что тетенька Авдотья Афанасьевна его исполнит. А выходит, зря! Теперь можно в лавочку сбегать — хоть чаю, хоть кофею купить. И сахару, и сдобных булок!
