Платон назвал объективные сущности Идеями или Формами (ιδέαι или είσδη) – эти слова взаимозаменяемы. Слово в этом смысле совершенно неожиданно появляется на страницах «Федона». Однако не следует путать термин «Идея» у Платона с тем словом, которое мы употребляем в обычной речи, где оно означает субъективное представление, как в выражении: «Это только твоя идея, ничего за этим нет». Платон же, говоря об Идеях или Формах, имел в виду объективное содержание или референт наших универсальных понятий. В этих универсальных понятиях мы постигаем объективные сущности, и именно эти сущности Платон обозначал словом «Идея». В некоторых диалогах, к примеру в «Пире», само слово «Идея» не употребляется, но подразумевается, ибо в этом диалоге Платон говорит об Абсолютной Красоте (αύτο δ έστι καλόν), а это именно то, что он подразумевал под Идеей Красоты. Поэтому совершенно не важно, говорит ли он об Абсолютном Благе или об Идее Блага – оба эти выражения означают объективную сущность, которая является источником Блага для всех конкретных, поистине хороших вещей.
Таким образом, поскольку Идеями или Формами Платон считал объективные сущности, то для понимания Платоновой онтологии необходимо как можно точнее определить, как он представлял себе эти сущности. Наделены ли они своим собственным трансцендентальным бытием, независимым от конкретных вещей, и если наделены, то как они связаны между собой и с конкретными объектами нашего мира? Полагал ли Платон параллельно с миром чувственного опыта мир невидимых, нематериальных сущностей? Если да, то каково отношение этого мира сущностей к Богу? Нельзя отрицать, что язык, которым Платон описывал мир идей, свидетельствует о том, что мир трансцендентальных сущностей и вправду существует отдельно, однако не следует забывать, что наш язык был создан главным образом для обозначения объектов нашего чувственного опыта и очень часто оказывается совершенно бессильным для точного выражения метафизических истин. Так, мы утверждаем и не можем не утверждать, что Бог знает обо всем наперед, а это подразумевает, что Он существует во времени, в то время как мы прекрасно понимаем, что Он вечен и существует вне времени. Наш язык не содержит слов, выражающих вечность Бога, поскольку мы не имеем опыта вечной жизни и наш язык не приспособлен для выражения подобных вещей. Мы – люди и должны использовать человеческий язык, другого у нас просто нет; мы должны всегда помнить об этом и относиться к фразам, которые использует Платон для выражения метафизических, трудных для понимания идей, с известной долей осторожности. Мы должны научиться читать между строк. Я вовсе не хочу этим сказать, что Платон и сам не верил в субстанциальность универсальных сущностей; я хочу просто предостеречь читателей от желания поддаться искушению исказить доктрину Платона, уцепившись за какие–то его фразы и не потрудившись понять заложенный в них смысл.
В некоторых работах теория Платона излагается упрощенно, даже можно сказать – «вульгарно», и я хочу познакомить вас с этой «вульгарной» версией. Согласно ей, Платон утверждал, что объекты, познаваемые нами с помощью универсальных понятий; объекты, с которыми имеет дело наука, являются объективными Идеями, или сущностными Универсалиями, существующими в своем собственном трансцендентальном мире – «где–то там», – отдельно от чувственных объектов, в каком–то другом месте. Чувственные вещи являются копиями этих универсальных реалий, которые пребывают на небесах в вечном и неизменном виде, в то время как чувственные вещи постоянно изменяются, находятся в состоянии непрерывного становления, и поэтому мы не можем сказать, что они по–настоящему существуют. Идеи существуют на небесах без какой–либо связи друг с другом и с умами Мыслителей. При такой интерпретации теории Платона получается, что субстанциальные универсалии либо существуют (в этом случае реальный мир нашего опыта неоправданно дублируется), либо не существуют, но обладают какой–то мистической независимой сущностной реальностью (в этом случае между существованием и сущностью вбивается клин). (Отметим кстати, что томистская школа схоластической философии допускает реальное различие между сущностью и актом существования сотворенного бытия, однако это различие находится внутри творения.) Несотворенное Бытие есть Абсолютное Существование и одновременно Абсолютная Сущность.) Назовем три причины, породившие вульгарную версию теории Платона.
i) Платон говорит об Идеях таким языком, что совершенно естественно напрашивается вывод, что они существуют где–то отдельно. Так, в «Федоне» он утверждает, что душа существовала в трансцендентальном царстве еще до своего соединения с телом. В этом царстве она созерцала самодостаточные умопостигаемые сущности или Идеи, которые составляют множество «отделенных от вещей» сущностей. Процесс познания состоит главным образом в припоминании Идей, которые душа уже созерцала в четком и ясном виде до рождения.
ii) Аристотель в «Метафизике» утверждает, что Платон, в отличие от Сократа, «отделил» Идеи от вещей. Критикуя теорию Идей, он постоянно высказывает предположение, что, по мнению платоников, Идеи существуют отдельно от чувственных вещей. Идеи составляют реальность или «субстанцию» вещей. «Как могут поэтому идеи, – спрашивает Аристотель, – будучи субстанцией вещей, существовать отдельно от них?»
iii) В «Тимее» Платон ясно говорит, что Бог или Демиург создает вещи этого мира, пользуясь образцами, которыми служат Формы. Это означает, что Формы или Идеи существуют отдельно не только от чувственных вещей, которые создаются по их образцу, но и от Бога, кто использует их в качестве Его образца. Это значит, что они просто висят в воздухе.
Таким образом, Платон, как утверждают критики:
a) удвоил реальный мир;
b) постулировал существование множества субстанциальных сущностей без достаточного на то метафизического основания или базиса (поскольку они независимы даже от Бога);
c) не смог объяснить связь между чувственными вещами и Идеями (он использовал метафоры, вроде «подобие» или «участие»);
d) не смог объяснить, какая связь существует между Идеями, например между видом и родом, и не нашел никакого реального принципа, позволившего бы объединить их. Соответственно, создавая свою теорию для того, чтобы решить проблему Единого и Многого, Платон, как это ни прискорбно, потерпел поражение и просто обогатил мир еще одной фантастической теорией, от которой Аристотель не оставил камня на камне.
Для того чтобы определить, насколько верно такое толкование теории Идей, следовало бы рассмотреть учение Платона более подробно; мы же сразу отметим, что критики этой теории не заметили того, что Платон и сам хорошо понимал, что необходимо найти принцип, объединяющий Идеи, и пытался его найти. Они также забывают о том, что и диалоги, и ссылки Аристотеля на теорию Платона и его лекции подсказывают нам, что Платон пытался решить эту проблему, по–новому интерпретируя элейскую доктрину Единого. Можно поспорить, удалось ли Платону избавиться от противоречий, содержавшихся в его теории, однако было бы несправедливо утверждать, что он не замечал этих противоречий, за которые позже критиковал его теорию Аристотель. Наоборот, Платон предвидел некоторые из возражений, которые будут высказаны Аристотелем, и полагал, что сумел более или менее убедительно их опровергнуть. Аристотель, разумеется, не считал эти опровержения убедительными и был, возможно, прав, однако мы не можем утверждать, что Аристотель указал на противоречия в теории, которые Платон, по глупости своей, не заметил. Более того, сам Платон признавал наличие противоречий в своей теории, что является историческим фактом, поэтому нужно быть очень осторожным и не приписывать ему каких–либо фантастических идей – если, конечно, не будут предоставлены веские доказательства, что Платон высказывал такие идеи.
