Итак, казалось бы, Аристотель противоречит самому себе.
Однако если i) рассмотреть, что он имел в виду на самом деле, то мы увидим, что никакого противоречия здесь нет. Когда Аристотель говорит, что истинной субстанцией является единичное, и только оно, он хочет подчеркнуть отличие от доктрины Платона, который утверждал, что универсальное – это отдельная субстанция, существующая сама по себе. Аристотель совсем не собирался отрицать реальность универсального, которое является формальным или видовым элементом объекта. Да, единичное – это истинная субстанция, но то, что делает его субстанцией того или иного вида, то, что является главным элементом любой вещи и объектом науки, называется универсальным элементом, формой вещи, которую ум абстрагирует и выражает в формальной универсальности. Поэтому, когда Аристотель называет «универсальное» объектом науки, он не противоречит самому себе, поскольку он отрицает не объективную реальность универсального, а только существование его отдельно от вещи. Его реальность проявляется в единичном, оно не трансцендентно, если рассматривать его в объективной реальности, а имманентно – это конкретное универсальное. Единичное, и только оно, представляет собой субстанцию в истинном смысле этого слова, но единичный чувственный объект является составным, и интеллект в процессе научного познания сразу же схватывает универсальный элемент, который действительно присутствует, хотя и существует как частное, как элемент единичного. На такой вывод Аристотеля натолкнула мысль о том, что единичное исчезает, а вид продолжает существовать. Так, отдельные лошади умирают, но их сущность остается неизменной (видовая сущность, а не численность) во всех лошадях, которые приходят и уходят. И ученые изучают именно эту сущность, а не сущность лошади по кличке Черная Красавица или какой-либо другой лошади.
ii) Аристотель не противоречит самому себе даже в терминологии, поскольку он четко различает два значения субстанции. Субстанция первого порядка – это субстанция единичного, состоящая из материи и формы; субстанция второго порядка – это формальный элемент или видовая сущность, соответствующая универсальному понятию. К первой субстанции относятся объекты, не предицируемые другими, но с помощью которых предицируется что-то другое (например, случайное). Вторые субстанции представляют собой природу объекта, его видовую сущность, то, что соответствует универсальному понятию. Более того, когда Аристотель говорит о первых и вторых субстанциях, он не имеет в виду их первичность или вторичность по отношению к их характеру, достоинству или времени, но первичность или вторичность по отношению к той последовательности, в какой мы их познаем.
Верно ли, что универсалии, как думал Аристотель, необходимы для науки? i) Если под наукой понимать познание универсального, то ответ очевиден. ii) Если же под наукой понимать Мудрость, в том смысле, в каком понимал ее Аристотель, то мы с полным правом можем сказать, что философ не изучает единичное как таковое. Если, к примеру, философ размышляет о случайном бытии, он думает не о том или ином конкретном бытии как таковом, а о сущности этого случайного бытия, хотя и использует конкретные примеры его в качестве иллюстрации. Если бы мы ограничились конкретными случаями подобного бытия, которые испытали либо мы сами, либо те люди, которым мы доверяем, тогда заключение философа ограничивалось бы этими конкретными случаями, однако он, будучи философом, стремится вывести универсальное заключение, применимое ко всем возможным типам случайного бытия. iii) Если под наукой понимать то, что мы понимаем под этим словом сегодня, тогда мы должны признать, что знание истинной сущности какого-либо класса объектов весьма желательно, но не необходимо. Например, ботаник может составить прекрасную классификацию растений, даже не зная их определений. Для него вполне достаточно найти черты, по которым можно было бы определить, к каким видам относятся эти растения, независимо от того, помогают ли эти черты определить их реальную видовую сущность или нет. Очень важно, что, когда философы-схоласты хотят привести пример репрезентативного определения, они говорят: «Человек – это разумное животное». При этом они вряд ли возьмут на себя смелость дать сущностное определение коровы или лютика. Нам часто приходится довольствоваться тем, что можно было бы назвать «номинальной» сущностью, в противовес реальной.
Но даже в этом случае необходимо знать некоторые универсальные характеристики. Ибо если вы не можете определить различия между некоторыми видами, а вам нужно их определить, то вы сможете сделать это на основе общих признаков, характерных для всего класса. Предположим, что «разумное животное» – это действительно определение человека. Если же вы не можете получить подобное определение, то вы должны дать описание человека, например «двуногое бесперое существо, обладающее осмысленной речью». При составлении этого описания вы использовали знания о двух универсалиях – «бесперое» и «осмысленная речь». Таким образом, даже классификация или описание по случайным признакам помогает выявить универсалии, ибо можно различить тип, даже не умея правильно его определить. Это напоминает тот случай, когда вы смутно понимаете, о каком понятии идет речь, но не можете точно определить его или представить более четко. Поэтому в любом случае универсальное определение как действительно сущностное определение остается идеальным видом определения, хотя на практике эмпирическая наука может без него обойтись, а Аристотель конечно же имел в виду науку в ее идеальном виде. Он никогда бы не согласился с эмпиристскими и номиналистскими взглядами Дж. Ст. Милля, хотя конечно же он признавал, что нам вместо истинного определения часто приходится довольствоваться описанием.
6. Итак, Аристотель отказывался признать объекты математики или универсалии субстанциями. В «Метафизике», где он ставит перед собой задачу опровергнуть теорию Платона, Аристотель просто утверждает, что они не являются субстанциями, а в «Категориях», как мы уже убедились, называет их вторичными или производными субстанциями. В любом случае, истинной субстанцией является единичное, и только оно. Существует, однако, еще одна проблема, которую надо рассмотреть.
Согласно Аристотелю, чувственно воспринимаемые единичные сущности не могут быть определены, поскольку отягощены материальным элементом и поэтому подвержены уничтожению, и не могут быть источником достоверного знания. С другой стороны, субстанция – это в первую очередь определимая сущность или форма вещи или принцип, благодаря которому материальный элемент становится каким-то определенным объектом. Отсюда следует, что субстанция – это в первую очередь форма, которая сама по себе нематериальна. Получается, что, начав с утверждения, что субстанции – это единичные чувственные объекты, Аристотель в ходе своего рассуждения приходит к мысли, что истинной и первичной субстанцией можно назвать только чистую форму. Но единственными по-настоящему независимыми от материи формами являются только Бог, Разум сфер и активный интеллект человека, поэтому мы можем назвать первичными субстанциями только их. Если метафизика изучает субстанции, то сразу становится ясно, что термин «метафизика» эквивалентен термину «теология». В этом проявилось влияние платонизма, поскольку, даже отвергнув Платонову теорию Идей, Аристотель продолжал рассматривать материю как элемент непроницаемый для мысли, а чистую форму как нечто умопостигаемое. Дело не в том, ошибался ли в этом Аристотель или нет, а в том, что подобные взгляды представляли собой несомненное наследие платонизма.
