Счастливые родители прозвали его «Шишечкой», и уже через два дня Петр I заставил старшего сына, царевича Алексея, подписать отказ от притязаний на престол.
Алексей повеление отца исполнил и попросил отпустить его в монастырь, но у Петра I были на него другие планы…
1
Семейная жизнь первого русского императора, как и жизнь всей петровской Руси, переполнена трагическими коллизиями, и Шлиссельбургу тоже было суждено стать подмостками, на которых разыгралось несколько сцен из этой страшной русской драмы.
Мы уже говорили о гибели под Шлиссельбургом саксонского посланника Кенигсена, в кармане которого найдут любовное письмо Анны Монс, но завязка драмы, которая называется «Семейная жизнь первого русского императора», начинается раньше.
Вернувшись в 1698 году из первого заграничного вояжа, Петр I вызвал в Москве Евдокию в дом почтмейстера Винуса.
— Почему, — кричал он, топая на нее ногами, — повеления не исполнила? Как смела ослушаться, когда я приказывал отойти в монастырь, и кто тебя научил противиться? Кто тебя удерживал?
Когда царица начала оправдываться, что на ее попечении находится маленький сын и она не знает, на кого ребенка оставить, сестра Петра — Наталья вырвала из ее рук царевича Алексея и увезла в своей карете в Преображенское. Евдокию же насильно усадили в карету и повезли в Суздаль, чтобы заключить в Покровском девичьем монастыре.
Событие это произошло 23 сентября 1699 года, а вскоре Петр I начал стрелецкий розыск, поразивший современников беспредельной жестокостью.
30 сентября состоялась первая массовая казнь стрельцов. Стрельцов с зажженными свечами в руках привезли из села Преображенского к Покровским воротам
[18], и здесь им был зачитан петровский указ.
Пятерым стрельцам Петр I лично отрубил головы еще в Преображенском.
«А у пущих воров и заводчиков ломаны руки и ноги колесами: и те колеса воткнуты были на Красной площади на колья; и те стрельцы, за их воровство, ломаны живые, положены были на те колеса и живы были на тех колесах не много не сутки, и на тех колесах стонали и охали»…
Эти жестокие казни и насильственное заточение в монастыре жены совпали с указами о бритье бород.
Совпадение не случайное.
Петр I менял тогда всё…
Жену… Армию… Страну… В следующем году он изменит само русское время, введя новый календарь.
Немудрено, что за этими великими преобразованиями Петр «позабыл», что и в монастыре надо бы устроить жену.
Евдокия — единственная из русских цариц, которая не получила при пострижении в монастырь прислуги, которой не было назначено никакого содержания.
Еще большие мучения, чем нищета и голод, доставляла Евдокии разлука с сыном.
2
Царевичу Алексею было тогда девять лет.
Семи лет от роду он научился читать и, конечно же, хорошо понимал, что происходило в семье.
После пострижения матери он жил под присмотром тетки, которая ненавидела его, но Алексей никак не проявил недовольства отцом, обрекшим его на такую жизнь. У него хватило сил преодолеть свое детское горе, и он много и достаточно успешно учился.
Обучение Алексея совмещалось в отличие от отца не с играми в потешные полки, а с реальной службой…
Одиннадцати лет от роду Алексей ездил с отцом в Архангельск, двенадцати лет был взят в военный поход, и в звании солдата бомбардирской роты участвовал 1 мая 1703 года во взятии крепости Ниеншанц.
В четырнадцать — во всё время осады Нарвы царевич Алексей неотлучно находился в войсках. Когда город был взят, Петр сказал сыну речь в присутствии всех генералов:
— Сын мой! Мы благодарим Бога за одержанную над неприятелем победу. Победы от Бога, но мы не должны быть нерадивы и все силы обязаны употреблять, чтобы их приобресть. Для того взял я тебя в поход, чтобы ты видел, что я не боюсь ни труда, ни опасности. Понеже я, как смертный человек, сегодня или завтра могу умереть, то ты должен убедиться, что мало радости получишь, если не будешь следовать моему примеру. Ты должен, при твоих летах, любить всё, что содействует благу и чести твоего Отечества, верных советников и слуг, будут ли они чужие или свои, и не щадить никаких трудов для блага общего. Как мне невозможно с тобой всегда быть, то я приставил к тебе человека, который будет вести тебя ко всему доброму и хорошему. Если ты, как я надеюсь, будешь следовать моему отеческому совету и примешь правилом жизни страх Божий, справедливость и добродетель, над тобой будет всегда благословение Божие; но если мои советы разнесет ветер и ты не захочешь делать то, чего желаю, я не признаю тебя своим сыном и буду молить Бога, чтобы он наказал тебя в сей жизни и будущей.
— Всемилостивейший государь, батюшка! — восторженно отвечал Алексей. — Я еще молод и делаю что могу. Но уверяю ваше величество, что я, как покорный сын, буду всеми силами стараться подражать вашим деяниям и примеру. Боже сохрани вас на многие годы в постоянном здоровье, чтобы я еще долго мог радоваться столь знаменитым родителем!
19 декабря 1704 года на триумфальном шествии в Москве царевич Алексей у Воскресенских ворот поздравил Петра I с победою и по окончании приветствия встал в ряды Преображенского полка в строевом мундире.
Петр I упрекал потом сына за то, что он так и не полюбил войны. Упрек этот, несомненно, имеет основание, но с моральной точки зрения все перевернуто тут с ног на голову.
Вот если бы Алексей, который с двенадцати лет познакомился с реальной, а не игрушечной войной, полюбил ее кровь, смерть и страдание, действительно, следовало бы задуматься о проблемах его развития.
Но сам Петр I продолжал увлекаться войной, как детской забавой, и ему непонятно было, что для царевича Алексея война является хотя и необходимым, но неприятным трудом.
Причем с делом этим Алексей справлялся вполне успешно. Когда ему было семнадцать лет, отец послал его в Смоленск для заготовки провианта и сбора рекрутов. С этим поручением царевич справился, и ему велено было подготовить Москву к возможной осаде от шведов. Алексей — эта деятельность царевича отражена в полусотне писем, отправленных Петру I, — руководил ремонтом и сооружением новых укреплений в Китай-городе и Кремле.
Ну а в 1709 году царевич привел в Сумы пять собранных им полков. Как пишет Гизен: «Царское величество так был тем доволен, что ему публично показал искренние знаки отеческой любви».
Было тогда Алексею всего девятнадцать лет.
При этом, исполняя столь сложные и ответственные поручения, царевич продолжал учебу.
К двадцати годам он свободно владел немецким и французским языками, неплохо знал историю, любил читать труды Отцов Церкви. Точные науки давались ему труднее, но царевич проявлял необходимое упорство в изучении математики и фортификации…
