Но это уже история, а те доисторические времена, когда перемещались по территории нынешней России целые народы, скрыты от нас. Лишь туманные, обрывочные упоминания, более похожие на сказки, чем на исторические свидетельства, встречаются у древних историков.
Одно из самых первых упоминаний о «скифской» земле можно найти в четвертой, названной «Мельпомена», книге истории Геродота.
«По рассказам скифов, народ их – моложе всех. А произошел он таким образом. Первым жителем этой еще необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена (я этому, конечно, не верю, несмотря на их утверждения). Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый младший – Колексаис. В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подошел, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но когда подошел третий, младший брат, пламя погасло, и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему
Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата – племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев – царя – племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, т. е. царскими. Эллины же зовут их скифами»
[2].
Так, по свидетельству Геродота, разворачивались события в Северном Причерноморье в VII веке до нашей эры.
Тысячелетие спустя, когда началось Великое переселение народов, предания о местных, живущих на севере племенах оставались такими же неотчетливыми и обрывочными, как при Геродоте. Часть из них, вероятно, сохранилась в русском героическом эпосе, хотя и созданы эти былины значительно позднее.
Например, былина рассказывает о Скимен-звере…
Зверь этот лютый, шерсть у него булатная, серебряная, золотая, а на каждой шерстиночке – по жемчужине. Ощетинится Скимен-зверь, рыло становится, как копье заточенное, глаза, как звезды, горят… И вот встал этот Скимен-зверь на берегу Днепра на задние лапы. Зашипел по-змеиному засвистел по-соловьиному заревел по-звериному И от шипа того трава повянула, от свиста того темный лес к земле приклонился, а от рева и течение в Днепре остановилось. Поднялась вода, затопила луга.
Тосковал же Скимен-зверь неспроста. Почуял, что народился на земле могучий богатырь…
Рождение богатыря всегда было связано с земными катаклизмами…
Когда княжна Марфа Всеславьевна наступила в саду на змея, и у нее родился сын Волх Всеславьевич, на небе посветлел месяц, а в Индийском царстве землетрясение произошло, рыба пошла в морскую глубину, птицы полетели в небеса, туры да олени, на всякий случай, за горы ушли, зайцы и лисицы в чаще попрятались, а волки и медведи – в ельнике.
Полтора часа было Волху от роду, когда заговорил он, потребовал, чтобы запеленала его мать в булатные латы, а не в шелковые пеленки, чтобы надела на голову золотой шлем, чтобы положила по правую руку палицу весом в триста пудов.
В семь лет Волх научился грамоте, а в десять – разным оборотневым премудростям. Умел он оборачиваться и ясным соколом, и серым волком, умел превращаться в гнедого тура с золотыми рогами.
В двенадцать лет Волх подобрал дружину себе, а в пятнадцать отправился в поход на Индийское царство.
Но погиб Волх не в Индийском царстве, не в бою, а у себя дома, на Новгородчине…
Очень не понравилось новгородским водяникам и лешим, что умеет Волх разными зверями и птицами оборачиваться, подгадали они, когда Волх в крокодила превратился, и пошли по реке Мутной (водяные – по воде, а лешие – по берегу), давя всех встречных крокодилов. Вместе с ними задавили и Волха.
Поэтому и реку Мутную стали звать с тех пор Волховом.
Столь же печальна и загадочна и смерть русского богатыря Святогора.
К старости Святогор совсем затяжелел от своей силы. Прямо в седле засыпать стал. И день спит Святогор, и другой, а конь везет его, неведомо куда, по чистому полюшку…
Однажды встретил спящего Святогора другой богатырь – Илья Муромец:
Что ты, молодец, да издеваешься?
А ты спишь ли, богатырь, или притворяешься?
Не ко мне ли, старому, да подбираешься?
А на это я могу держать ответ!
– закричал он, но и тут не проснулся Святогор.
Не долго думая, Илья Муромец огрел Святогора палицей, но и так не смог разбудить.
– Ох, как больно русские мухи кусаются… – проговорил во сне Святогор, и спросонок засунул Илью Муромца вместе с его конем в карман к себе.
И еще три дня спал и ехал, пока конь под ним спотыкаться не стал. Только тут и проснулся Святогор.
– Ну, чего ты, собака, спотыкаешься? – сказал он коню. – Ты идти не мошь или везти не хошь?
И ответил ему конь человечьим голосом, дескать, невмоготу ему сразу двух богатырей на себе везти, да еще и коня богатырского в придачу.
Только тут и почувствовал Святогор, что в кармане у него тяжелёшенько.
Вытащил Илью Муромца, поставил на землю и начал допытываться, из какой земли будет и не желает ли сразиться в чистом поле – силу богатырскую испробовать.
– Нет! – благоразумно отказался Илья Муромец. – Не хочу я с тобой сражаться, желаю с тобой побрататься.
И раскинул тогда Святогор шатер и принялся пировать с Ильей Муромцем.
Хлеба-соли они откушали,
Белой лебеди порушили,
И легли в шатер да одпочив держать.
И не долго, не мало спали – трое суточек.
Этот пир для Святогора оказался последним.
На горе Елеонской отыскали они с Ильей Муромцем дубовый гроб, и, когда начали примерять на себя, крышка так плотно прикрыла забравшегося в гроб Святогора, что, сколько потом ни бился Илья Муромец, так и не сумел освободить собрата.
Начал Илья Муромец саблей рубить гроб, но ударит саблей – в том месте железный обруч появится на гробу. Святогор полежал, а потом, подумав, велел Илье Муромцу опустить гроб вместе с ним в сыру землю…
Впрочем, умирал он и по-другому, и в других краях.
Как раз в то время, когда зарастал железными обручами гроб на горе Елеонской, ехал Святогор по чисту полю, и опять грузно ему было от силушки, как от тяжкого бремени, и хотелось сделать чего-нибудь, а чего – Святогор и сам не знал.
– Кабы я тяги нашел, я бы всю землю поднял… – задумчиво проговорил он и тут же увидел в степи суму переметную. Потрогал ее погонялкой – не ворохнется. Слез с коня, двумя руками за суму ухватился, поднял ее выше колен, а сам по колени в землю угряз, и по белу лицу не слезы, а кровь течет.
