А младший колдун, мокрый от усилий, с прилипшими волосами на
лбу, вскричал в страхе:
— Повелитель! Ну почему?
Тонкий голос взвился и затерялся во тьме под каменными
сводами. Там зашелестели крылья кажанов, усиливая магию. Эхо вспикнуло жалко и
в страхе замолкло. Верховный колдун, который по мощи был равен чародеям,
молчал. Его лицо было таким же темным и неподвижным, как и лики богов,
выступающие из каменной стены.
Младший колдун попятился, в отчаянии взглянул на других. Те
еще раньше истощили свою мощь, теперь стояли под стенами недвижимые, как статуи
из камня.
— Он сильнее нас?
— Он слабее, — ответил наконец Верховный нехотя. — Нет, в
нем нет магии.
— Но... почему на него не подействовала вся наша сила?
— Он сейчас вне нашего мира.
— Вне?
— Только его пустая личина здесь. А сам он отсюда далеко.
Младший ахнул:
— Но как это можно... без магии?
Верховный ответил тяжелым голосом, словно в одиночку
поворачивал огромный ворот, поднимающий ворота крепости:
— Его ведет иная мощь.
Колдун отшатнулся:
— Разве есть что-то сильнее магии?
Древний чародей выглядел подавленным и раздраженным, чего с
ним не случалось уже столетие:
— Есть... но той мощью овладеть не удалось. Более того,
теперь даже не пытаются. Опасно.
— Разве такое возможно?
— Человек, которым овладевает эта мощь... она равна мощи
богов, уже не может быть чем-то меньше... Этот несчастный... или счастливец?..
Словом, уже потерян для простой жизни, которую ведем мы.
У младшего отнялся язык. Он искал и не находил слов. Они
ведут простую жизнь? Они, перед которыми даже цари и властители держав не выше
простых пастухов?
Он впервые видел, чтобы у Верховного были такие печальные и
мудрые глаза.
— Что делать с этим человеком? — спросил он наконец.
Верховный повел дланью:
— Что можно делать? Для работы непригоден. В нем живет
только душа, а тело почти мертво.
— Тогда бросить его на корм собакам, — предложил младший. —
Одну корову сохраним на завтра!
Еще один колдун кашлянул и вмешался:
— Я читал в древних книгах, что если чистая невинная душа
будет о ком-то думать дни и ночи, то это защитит от чужой магии. Но я не
слышал, чтобы даже абсолютно чистая душа спасла от собачьих клыков, лезвия меча
или наконечника стрелы!
А первый пробормотал тихо, но чтобы услышали:
— А я вообще не слышал о чистой непорочной... да еще
абсолютно!
Верховный, раздираясь в противоречиях, поедал глазами
человека в лохмотьях. Тот смотрит сквозь них, сквозь стены, губы шевелятся, с
кем-то разговаривает. В этом храме собрана вся мощь колдунов Куявии, здесь сам
воздух дрожит, а если птица пролетает вблизи храма, то перья вспыхивают, на
землю падает обугленный комок. Подземные черви уходят в стороны и в глубины.
Крылатые змеи пролетают стороной, дабы не опалить крылья.
— Нет, — сказал наконец Верховный. — Я же сказал, его ведет
высшая сила. А ей лучше дорогу не переходить. Пусть идет. И как можно скорее!
Такой человек может принести как великое счастье, так и великую беду. А я
человек старый, повидавший жизнь. И знаю, что приходит чаще.
Ночью были заморозки, а днем под ногами шелестела жухлая
трава. Он брел бесцельно, помнил только, что умереть надо в дороге, хотя и
забыл уже почему, что-то ел и где-то спал, а единственная связь с этим простым
плоским миром была Хрюндя, которая чаще всего спала, устроившись у него на
загривке, но ее нужно было кормить, опускать на землю, ибо жаба оказалась
чистоплотной и привередливой: искала только уединенное место и чтоб не задувало
сзади, долго тужилась, потом, отвернувшись, небрежно делала гребок задними лапами,
делая вид, что закапывает, а если Мрак в задумчивости уже уходил, частыми
прыжками догоняла, жалобно вопила, просилась на руки.
Земля была везде одинаковой, он не знал, что давно уже идет
по земле Руда. Да и знал, свернул бы разве? Его кормили и обогревали всюду,
давали кров. Люди везде люди, потому почти миновал опасные земли, когда его
узнал кто-то из близких Руда.
Мрак не противился, когда схватили и доставили во дворец к
вождю. Руд заскрежетал зубами, едва не лишился чувств от радости.
Он налитыми кровью глазами смотрел на стоявшего перед ним в
рубище человека. И это тот, кто отыскал и вызволил Додона? Тем самым перекрыв
дорогу к трону более достойному?
— Вели казнить его сразу, — шептал советник торопливо, —
пока он в твоих руках.
— Он не уйдет, — заверил другой. — Ты сможешь насладиться
местью. Вели отвести в пыточную камеру.
Руд жадно всматривался в стоящего перед ним человека.
Некогда могучие плечи обвисли, похудел, глаза валились, но в них неведомый
огонь... хотя на миг показалось, что огонь этот знаком. Черты лица заострились.
Голые по плечи руки истончились, висят как плети. От лохмотьев, в которые
превратилась одежда, смердит гадостно. Жаба на загривке странника открыла один
глаз, посмотрел на Руда как на несъедобного жука, устроилась удобнее и снова
засопела.
— Ты хоть знаешь, что тебя ждет? — спросил Руд почти
ласково.
Мрак поднял взор, и Руд содрогнулся. В глазах измученного
человека был целый мир. Мрак с трудом разжал спекшиеся губы:
— Ждет?
— Да. Ты видишь, куда забрел?
— Да, — ответил Мрак ясным голосом. — Да, Рогдай. Ты скажи
ей, что я получил все. И пусть она не страдает, что не уделила мне больше...
— Эй, — крикнул советник. — Ты о чем говоришь?
Руд поднял ладонь предостерегающе. Советник поперхнулся,
умолк.
— Ты узнаешь меня? — спросил Руд.
Он наклонился на троне, чтобы Мрак рассмотрел его лучше.
Мрак смотрел на него... и сквозь него. На лице сменилось выражение радости,
недоумения, затем вскинул брови:
— Ну и что? Награда в самом поступке. Я хочу лишь видеть тебя...
но если и это недоступно, то слышать о тебе, знать о тебе... Нельзя? Тогда буду
думать о тебе издали, мечтать, просить богов, дабы даровали тебе все... И в
самых дальних странах могу в мечтах служить тебе, лежать у твоих ног...
Советник хихикнул, покрутил пальцем у виска. Руд ожег его
недобрым взором. Советник умолк, но смотрел недоумевающе. Из боковых дверей
выглядывали любопытные, а затем, выдавливаемые сзади другими, выступали в
палату. Внезапно из-за их спин выметнулся огромный лохматый пес, с гарчанием
бросился вперед.
