— Волхв, — ее голос был сдавленный. — что можно сделать для
него?
Он с сочувствием покачал головой.
— Мы здесь в тепле. Он в горах.
— Все, что в замке — твое, — выговорила она с усилием. —
Возьми, но спаси его!
— Это не в моих силах.
— Ты должен спаси его! Мы... все царство обязано ему. И
народ будет рад, если мы его спасем.
Волхв кивнул, все видя и все понимая. Все правители, что бы
ни делали, ссылаются на желания народа, хотя народ о их делах и не подозревает.
— Да-да, — сказал он торопливо. — Но мы сделать ничего не
можем. Если желаете... я велю готовить еще отвар зри-травы. Но только она
встречается редко. Надо бы послать людей на ее поиски...
Она отвернулась от медленно тускнеющего зеркала. Там
виднелась сгорбленная фигура, что наклонялась все ниже и ниже. Наконец человек
повалился лицом вниз и уже не двигался.
— Нет, — ответила она с дрожью. Ее начало трясти от великого
холода, губы посинели. Зубы выбивали дробь. — Не н-н-на...до.
— Тогда остается лишь просить богов, — вздохнул он. —
Говорят, что ежели чистая и непорочная душа будет ежечасно... Впрочем, я сам в
это не верю.
Охотники уже возвращались, подстрелили крупного горного
барана, когда один хмыкнул сочувствующе:
— Гляди, каждая тварь жрать хочет.
Под скалой на груде перепрелых шкур бешено суетилась крупная
уродливая жаба. На морде повисли сосульки, передние лапы были в крови,
изрезанные острыми кристалликами льда. Она тыкалась мордой в шкуры, фыркала,
вцеплялась во что-то. Видно было как упиралась лапами, будто пыталась что-то
вытащить.
— И не замерзла, — заметил первый охотник. — У нас жабы
замерзают первыми.
— Раньше рыб? — спросил второй иронически.
— Да какая разница...
Они проходили мимо, потом первый, довольный удачной добычей,
полюбопытствовал:
— Что она выкапывает?
— Какую-нибудь падаль, — буркнул второй.
Он уже прошел, тяжело пригибаясь под тяжестью барана, а
первый, он шел налегке, ибо это его стрела свалила барана, не утерпел, подошел
к жабе:
— Э-э-э... да это не шкуры, а человек в них! Замерз,
бедолага.
— Пойдем, — сказал второй нетерпеливо. — А жабу прибей.
Нечего человечину жрать. Нельзя приучать зверье людей есть.
— Ну, разве жаба зверь?
Он уже отступал, когда жаба в последнем усилии сдернула край
шкуры, и охотник увидел лицо человека. Он присвистнул изумленно, пригоршней
смахнул иней с его глаз. Лицо замерзшего было худое, изможденное, такие
замерзают раньше других, но в нем виднелись следы былой силы и грубой мужской
красоты с ее шрамами, могучими челюстями. перебитым носом...
Второй охотник раздраженно оглянулся, когда услышал за
спиной грузные шаги. Его младший брат уже взвалил на плечи замерзшего.
— Одурел? Ему уже не помочь.
— Попробовать надо. Он еще не превратился в ледышку. А
пещера, где живет ведьма Эмела, близко.
Старший застонал, младший всегда находит себе трудности.
Если бы не его умение подкрадываться к зверю и метать стрелы без промаха, три
старших брата уже вытолкали бы взашей из дома.
— Ведьма там редко бывает, — сказал он уже без надежды.
— Тогда уж ничего не поделаешь, — вздохнул младший.
За скалой ветер был злее. Похоже, уже и младший пожалел, что
взялся нести замерзшего, но из упрямства не спускал с плечей тяжелого человека,
в то время как брат со стонами и вздохами нес барана.
Когда впереди показалась скала с глубокими трещинами,
старший опять вздохнул, заворчал. Младший, сцепив зубы, опустил спасенного на
землю, затащил в щель, пятясь, а когда из темноты послышалось дуновение теплого
воздуха, воззвал громко:
— Эмела!.. Эмела, мы нуждаемся в твоей помощи!
Теплым воздухом пахнуло сильнее. В нем были запахи стряпни,
но вместе с ними — ароматы трав, настоек, воска и лечебного меда. Блеснул
красноватый свет. Затем донесся далекий женский голос, старческий, но сильный:
— Кто там?
— Путники! — крикнул младший охотник. — Эмела, мы подобрали
замерзающего. Еще жив, но это только-только.
Огонь приблизился. Охотник различил высохшую руку, что
сжимала факел. За ним смутно виднелась женская фигура.
— А кто там у входа? — спросил голос.
Охотник оглянулся. Тень от входа поспешно отодвинулась. Он
не сумел удержать веселости в голосе:
— Мой старший брат. Который все знает и все может. Он не
верит в колдовство.
— Тогда пусть мерзнет, — ответила женщина равнодушно. — А ты
неси своего... спасенного.
Была боль во всем теле. Он чувствовал как его раздирает,
потом трясло, корчило, подбрасывало. Судороги выворачивали руки и ноги так, что
едва не лопались жилы. Когда корчи отпустили, он лежал распластанный на ворохе
шкур, раздавленный, будто по нему проскакал табун коней. И обессиленный,
желающий только умереть как можно быстрее.
Затем в сознание проникли два голоса. Мужчина и женщина
негромко беседовали, но, прежде чем начал понимать смысл слов, ноздри дрогнули
раз-другой, поймали запахи, и он уже знал, где он, кто сидит над его
распластанным телом, что едят и что будут есть попозже.
— Зачем? — шепнул он.
Губы почти не двигались. Он чувствовал как промерз, как
насквозь промерзло и все тело, внутренности, сердце. Его не услышали, потому
что голоса продолжали журчать с той же неторопливостью. Он наконец начать
понимать смысл:
— ...да не жалко мне трав... И горной смолы не жаль. Это ты
зазря нес его столько.
— Ничего, — возразил другой голос, молодой и сильный. —
Пусть ему и осталось жить до первого снега, но все же и лишний денек жизни на
дороге не валяется!
— Ну-ну... Он умирал счастливым, ты ж видел улыбку на его
лице. Когда замерзают, то это легкая и приятная смерть. А какой умрет теперь?
Мрак ощутил как два взгляда пробежали по его телу. Он
буквально чувствовал как ощупывают лицо, скулы, челюсти, пытаются поднять
опущенные веки.
— Да, — донесся наконец мужской голос, в котором появились
другие нотки, — такие так просто не мрут.
— И не замерзают, — сказала женщина задумчиво.
— Какая-то тайна... Он должен был бы умереть, перебив толпы
врагов!
— Или что-то свершив. Такие люди умеют строить... или
ломать.
