Он натужно улыбался, вскидывал руки в приветствии, но по
лицам челяди и охраны видел какого свалял дурака. Какого дурака сваляли они
все, явившись в логово Додона.
В главную палату спешно стаскивали столы. Девки торопливо
накрывали скатертями. Сперва белыми, затем голубыми, синими, зелеными, желтыми,
оранжевыми, красными, а поверх всего — пурпурными. Чтобы потом в разгар пира
можно было схватить скатерть за углы и унести вместе с посудой, а на следующую
тут же спешно ставить новые блюда, кувшины с вином, дабы пир не прерывался ни
на миг.
Задымили все поварни. Челядь сбивалась с ног, на заднем
дворе задыхались от дыма, там жарили на вертелах туши оленей, кабанов, лосей.
Из подвалов выкатывали бочки с вином. Гонцы помчались со двора в ближайшие
веси. Наказ был спешно везти к царскому двору птицу, гнать скот, наловить для
пира речной и озерной рыбы.
Ховрах потирал руки. Глаза плотоядно блестели. Пир начнется
уже сегодня вечером, а будет таким, о каком кощюнники сложат песни. Уже видно
по той горе дров, которую навезли на задний двор. И еще прут, волы едва жилы не
порвали!
Мрак жадно высматривал Светлану. Белое платье мелькнуло
вдали только однажды, но и то запах сказал ему, что прошла другая женщина. Даже
запах Иваша уловил лишь пару раз. В самом начале, а потом как будто
испарился...
Он не успел подняться на крыльцо, как услышал радостный
визг. По ступенькам сверху пронеслось, часто-часто топоча маленькими ножками,
что-то рыжее, визжащее, что сразу бросилось ему на грудь, обхватило маленькими
ручонками за шею, принялось звонко нацеловывать, прижиматься всем тельцем,
визжать от счастья и снова целовать и прижиматься.
— Кузя, — сказал Мрак укоризненно, — разве так себя ведут
царские дочери?
— А как? — засмеялась она.
Он важно надул щеки, принял строгий вид. Но когда попытался
опустить ее на пол, она забрыкалась и уцепилась за шею:
— Нет! А то опять исчезнешь!
— Кузя...
— А что?.. Где я тебя искать буду?
— Кузя, — повторил он строго, — женщине не положено искать
мужчину.
— Ну да, — возразила она, — а если ты сам меня не ищешь? Так
и до старости досижу!
Он передал ее в руки подоспевших нянек. Кузя орала и
отбивалась, но ее спеленали и унесли. Он еще долго слышал ее возмущенные
протестующие вопли. В них было столько обиды, что в груди защемило. Он
старается никому не причинять боль, а тут поди ты... Маленькое сердечко, а тоже
свои огорчения.
Пир начался поспешный, сумбурный, какой-то торопливо
натужный. Во всех очагах палаты жарко полыхал огонь, там жарилось мясо. Воздух,
пропитанный запахами вина и обильной еды, потяжелел, потемнел, будто предательство
очернило даже его. За окнами сгущались тучи, погромыхивал далекий гром, в
темном небе взблескивали молнии. За столами обливались потом, расстегивали
рубашки до пояса, а тяжелые пояса сбрасывали вовсе.
Мрак чувствовал как даже его зычный голос вязнет в густом
как смола воздухе. Люди стали похожи на рыб, лица были красные, распаленные,
словно после бани. С той лишь разницей, что грязь и пот выступили как будто еще
больше.
Гонта ел вяло, пить перестал после второго ковшика. Взгляд
был острым как у лесного зверя. Он чувствовал сгущающуюся вокруг них опасность,
искоса поглядывал на стены, откуда могут брызнуть длинные стрелы, держал в поле
зрения два широких ковра на стене, откуда могли метнуть дротики, напрягался,
когда мимо проходил кто из гуляк, людей Додона.
Мрак рыгнул, поднялся из-за стола. Взгляд держал мутным,
покачивался, пьяно улыбался. Гонта спросил громко:
— Ты куда?
— Я уже полон, — ответил Мрак так же громко, — а на столе
вон еще сколько всего... Пойду освобожу место!
Он захохотал, пошел между столами к выходу. Он чувствовал на
спине как взгляд Гонты, так как и пристальный взор Додона. Гонта, конечно, не
поверит в его опьянение, а Додон уже наверняка принял все меры, не
обеспокоится.
Вышел без спешки, в коридоре полно вооруженного люда.
Опустив голову, пробрался от ниши к нише. Дальше было свободное пространство,
через которое вела дорога в южную часть дворца. Туда, где размещались покои
царских дочерей. У стен стояли рослые воины. Их лица были подозрительными, а
глаза придирчиво ощупывали каждого, кто проходил мимо.
Громко бухая сапогами, прошел сотник, немолодой хмурый воин.
Оглядел каждого, что-то прорычал нечленораздельное. Мрак напряг слух, не
услышал ответ, но начальник стражи рявкнул еще злее:
— Этот разбойник обязательно попытается пробраться на эту
сторону! Ему была обещана царская дочь, он это не забудет!
— И что делать? — спросил один из воинов.
— Убить немедля, — рявкнул сотник, стараясь понизить голос.
— Убить сразу. Без предупреждения. Вас для того и поставили здесь по
трое-четверо, хотя обычно тут и одному делать нечего. Ясно?
Воины закивали. Один пробормотал:
— Сделаем. Ведь за своего царя-батюшку. Говорят же, что он
убить замыслил.
Сотник посмотрел косо:
— Гм... Ну, да. Особо присматривайтесь ко всем странствующим
певцам, странникам, каликам... Проверяйте каждого из селян, что привезет зерно
или мясо.
Воин возразил:
— Это уже делают на воротах. А в эту сторону будем
пропускать только тех, кого знаем в лицо.
Мрак отступил в нишу, пальцы нащупали ковер. Медленно
отодрал край, задом влез в дыру, глаза не отрывал от стражей. Дурни, привыкшие
к сытой и беззаботной жизни, даже не посмотрели в эту сторону. Трутни, а не
стражи.
Глава 45
Глаза Светланы расширились, когда в зеркале за ее спиной
выросла знакомая фигура в волчьей душегрейке, наброшенной на голое тело. Но
царская дочь держалась, даже не дрогнула бровью. Медленно повернула голову.
Мрак от двери смотрел жадно и печально.
— Ты все-таки сумел пройти, — сказала она тихо.
— Да, Светлана.
— Я не спрашиваю, как... Для тебя невозможного нет. Но зачем
ты приехал?
— Не знаю, — ответил Мрак честно. — Приехал и все. Я ведь
просто живу, Светлана. Никогда не рассчитываю как лучше... или даже как
правильнее.
Она покачала головой. Глаза ее были полны слез:
— И ты, и твои друзья... Зачем? Ну зачем?
— Если бы я знал сам, — сказал он честно. — Я даже не знаю,
зачем я пришел сейчас.
Она сказала после долгого молчания:
— Я знаю.
— Знаешь ли?
