Ей показалось, что в желтых глазах мелькнул насмешливый
огонек. Волк чуть наклонил голову. Может быть, устал смотреть ей в глаза
неотрывно, но она предпочла думать, что понял.
— Пойдем, — пригласила она. — Пойдем!
Волк качнулся вперед и — у Светланы едва не выпрыгнуло
сердце от ликования — пошел рядом. От него пахло сыростью, словно долго лежал в
глубокой норе, но одновременно ощущала давно забытое чувство надежности, словно
ее несли через темный лес могучие руки сильного и доброго отца.
Рогдай сидел на пне недвижимо. Лицо побледнело, губы были
плотно сжаты. Боится, подумала она с удивлением. Покосилась на медленно
бредущего рядом зверя. Господи, да он в самом деле страшен. Это лишь она тогда,
наполовину мертвая от ужаса, как-то не испугалась... или испугалась не до
смерти.
— Вот мой друг и спаситель, — сказала она независимо. — А
это... мой двоюродный дядя, зовут его Рогдай.
Рогдай все еще не шевелился. На лбу заблестели мелкие
капельки пота. Хриплым шепотом спросил:
— Ты уверена... что не кинется?
— Нет, — ответила она честно. — но ты видишь, даже не рычит!
— Эти бросаются сразу. Как его зовут?
Она в затруднении погладила по густой плотной шерсти:
— Не знаю... Но как-то назвать надо. Он вышел из чащи
внезапно... Может быть, Лесной?
— Все звери лесные, — заметил Рогдай, голос был все еще
неустойчивый, шевелиться не решался, пусть волк привыкает к его запаху, а тот
смешается с запахом царевны. — Что-нибудь яростное, злое, вроде: Зверь, Дикарь,
Сила...
— Нет, — сказала она, — в нем больше тайны. Он вышел из
лесной тьмы, так что лучше: Тьма, Тайна, Мрак...
Волк под ее пальцами чуть вздрогнул. Она остановилась,
переспросила:
— Тебе нравится имя Мрак?
Волк наклонил голову, и завилял хвостом. Рогдай очень
медленно поднялся, не сводя взора с огромного волка.
— Теперь бы его как-то привязать...
— Я не хочу его держать на веревке!
— Царевна, его убьют на входе во дворец. Стражи будут
бояться и за себя, и за других. А скажут, что защищали тебя... Когда зверь на
крепкой веревке, то другим спокойнее.
Он медленно, все еще не отводя взора от волка, вытащил из
сумки длинную толстую цепь с прочным железным ошейником. Волк зарычал, шерсть
на загривке поднялась. Светлана торопливо погладила, пропуская сквозь пальцы
густую шерсть. Странное, ранее не испытуемое чувство коснулось ее груди. Она
задержала руку в волчьей шерсти:
— Он не хочет!
— Но, царевна...
Она быстро сняла свой поясок, завязала на толстой шее волка:
— Так вас всех успокоит?
— Да, но... — в его глазах было восхищение, — это
рискованно... Если волк испугается чего-то сам, он тебе оторвет руку.
— Я ему верю.
— А я нет, — признался он.
Она держала пояс за самый кончик, да и то пальцы касались
жесткой черной шерсти. Волк посматривал то на нее, то на Рогдая желтыми
раскосыми глазами. Пасть его была распахнута, язык трепетал, высунутый на
локоть, словно волк все еще не мог прийти в себя после бега.
Телохранители возвращались двумя группами. Царевна шла
пешком между ними, ибо ни один конь не подпускал к себе близко черного волка, а
сами воины тоже не рисковали приблизиться к страшному зверю. Он всякий раз
предостерегающее приподнимал верхнюю губу, а в глазах вспыхивал лютый огонь.
Так и вошли в городские ворота, прошествовали через город и
подошли к воротам царского сада: впереди десяток бравых гридней, за ними на
расстоянии двух десятков шагов — гордая царевна. Пальцы правой руки ее были на
загривке огромного черного волка. Далеко позади ехали на дрожащих конях
остальные стражи.
— Вот мой дом, — сообщила она волку. — Не пугайся, здесь все
друзья... Ну, не все, но кусать никого не надо... пока.
Волк посмотрел ей в глаза. Ей показалось, что он прекрасно
ее понимает. Во всяком случае странный зверь совсем не пугался множества людей,
незнакомых запахов, вообще не страшился, что вместо знакомых темных стволов с
обеих сторон высятся дома из гранитных глыб.
У входа во дворец, загораживая дорогу, стоял массивный
толстяк устрашающего вида. Поперек себя шире, с выпирающим животом,
краснорожий, с толстыми мясистыми губами. Огромные толстые усы падали на грудь,
глаза как у совы круглые, навыкате. Низкий лоб рассекал страшный шрам,
настолько глубокий, что виднелась белая кость. Шрам рассек бровь надвое и сполз
на скулу, где тоже проступила кость. Глаз, судя по всему, был цел, смотрел
хитро и весело.
Он сказал изумленно могучим хриплым голосом пропойцы:
— Клянусь этим шрамом, что остался от меча несокрушимого
Тараса... это же волк!
Рогдай покачал головой:
— Ховрах, в прошлый раз ты говорил, что это артанец саданул
топором.
— А мне, — добавил один из телохранителей, — что горный
великан сбросил на него скалу.
— Да ладно вам, — сказал начальник стражи, — чего пристали.
Сами знаете, что бедолага хряпнулся мордой об острые камни, когда в прошлом
году пьяного выбросили из корчмы.
Уже повеселев, поднимались по ступенькам, а толстяк, как
заметил Мрак боковым зрением, ничуть не обидевшись, укоризненно покачал
головой. От него шел могучий запах вина, а слева на поясе висела, едва
прикрытая длинной кольчугой, объемистая баклажка.
Они поднимались по лестнице, когда впереди раздался звонкий
детский крик. Простучали частые шаги, мелькнуло нечто розовое. Мрак не успел
опомниться, как маленькие ручки обхватили его за шею. Счастливый детский
голосок заверещал прямо в ухо:
— Ой, какая большая собачка!
Телохранители остолбенели, боясь шелохнуться, а Светлана
пугливо вскрикнула:
— Кузя, застынь!.. Не шевелись!
К Мраку прижалась маленькая девчушка, лет семи-восьми,
большеглазая и с громадным бантом в золотых волосах. Глаза ее были счастливые,
она вцепилась в застывшего Мрака как клещ.
Светлана осторожно взяла ее за руку:
— Кузя... это большой и страшный волк, а не собачка... Будь
осторожна. Лучше отойди.
Но ее маленькие ручки продолжали цепляться за его шею. Мрак
не шевелился, смотрел на Светлану, осторожно лизнул тоненькие как прутики руки
ее маленькой сестры, видно по всему, что сестра. Светлана сказала все еще с
дрожью в голосе:
— Ладно... пойдемьте.
