Последними явились могущественные вожди племен: Горный Волк,
известный своей отвагой и воинским умением, свой горный сброд он гордо именовал
племенем, а то и народом. Вторым был Руд, косолапый и мохнатый, похожий на
медведя как видом, как и повадками. Руд, как слышал Мрак еще на веслах, совсем
недавно был вожаком разбойничьей дружины. Сколотил большой отряд, грабил купцов
на дорогах. Однажды сумел перехватить огромный обоз артанцев, что прошли
неосторожно вблизи кордона. Руд тогда переправился через реку, ударил внезапно,
стражу перебил, купцов утопил, обоз разграбил и с богатейшей добычей успел
вернуться на свою сторону, прежде чем артанцы прислали войско.
Тогда-то Громослав Кривозубый, родной брат Додона и
предыдущий царь Куявии, и решил Руда привлечь на свою сторону. Он предложил
вожаку разбойников свою дочь в жены, а также земли на краю кордона, дабы бдил и
защищал. Говорят, Руд долго колебался, ибо любил одну дочь пастуха, намеревался
взять в жены, если уговорит родителей. Но все же решился сменить лохмотья
разбойника на раззолоченную одежку владетельного князя. Так и зажил, а своих
разбойников сделал богатыми владельцами деревень и весей. И теперь Руд открыто
претендует на трон, так как женат на царской дочери, двоюродной сестре
Светланы, а в жилах их троих детей течет царская кровь яфетидов.
За вождями встали за спинами, верховные волхвы или царевичи,
у кого как принято. Только за Горным Волком высился простой походный волхв —
звероподобный, сильный, изуродованный шрамами. Он больше походил на бойца для
учебных схваток, чем на служителя богам.
Особняком встал, привлекая взоры, высокий седой старик в
панцире. Из-под шлема на плечи красиво падали длинные серебряные кудри, усы
сливались с бородой, что великолепными пышными прядями падала на грудь,
закрывая ее как широкой лопатой. Борода блестела чистым серебром, как и густые
косматые брови на загорелом лице. Только на глазах старика была черная повязка.
Это был Гакон Слепой, отважный витязь, потерявший зрение еще
в молодости в одной из схваток. С той поры он безуспешно искал смерти в бою,
лез в гущу сражений, но гибель всякий раз обходил его стороной. Он бывал ранен,
даже смертельно, так говорили волхвы, но всякий раз поднимался со смертного
ложа.
За Гаконом стояли всего два воина, оба с яловцами Руда, так
как Гакон присягнул Руду на верность, а рядом с Гаконом держался мальчонка лет
десяти, рука слепого лежала на его плече.
Светлана тоже украдкой наблюдала за прибытием гостей.
Грозный и могущественный Горный Волк, который уже сейчас в состоянии захватить
опустевший трон, огромный Руд, сильный поддержкой обитателей долин, вот прибыл
и отважный Урюп, удельный князь, доказавший свою невероятную выживаемость в борьбе
с войсками Додона...
Последней прибыла вождь поляниц, женщин-воинов, Медея. Она
называла себя царицей, правда, не Куявии, а царицей поляниц, но уже это было
вызовом. В стране не может быть двух царей. Светлана смотрела на Медею с
наибольшей тревогой. Она ожидала увидеть рослую женщину могучего сложения, под
кожей одни мышцы и жилы, в крупных руках огромный топор, а за плечами составной
лук, который натянуть не всякому мужчине по силе. Но женщина, которая вошла в
зал, была молода, роста не выше среднего, с пышной развитой фигурой, с
невероятно крупной грудью, на которую сразу начинали пялиться все мужчины, с
нежной белой кожей, длинными черными волосами, что сверкающим водопадом
струились по спине. Черные как ягоды терна глаза внимательно оглядели зал,
гостей. В них был острый насмешливый ум. Светлана предпочла бы, чтобы вместо
нее явилась огромная женщина с боевым топором за плечами.
За Медеей стояли с надменным видом, привлекая жадные и
трусливые взоры мужчин, две поляницы. Обе в полном боевом наряде, только без
мечей, зато с ножами на поясах. Одеждой им служили волчьи шкуры, что держались
на правом плече, так что левая грудь была обнажена, а внизу край шкур не
достигал и колен. Неслыханное бесстыдство по мнению горожан, ни одна женщина не
показывает прилюдно ноги выше лодыжки, но Светлана понимала, что поляницам так
удобнее при скачке на коне. Как и обнаженные руки лучше пригодны для стрельбы
из лука, чем отягощенные одеждой. Да и стоит ли негодовать местным женщинам —
мужчины еще как не против! — все равно потемневшие от солнца жилистые ноги
поляниц, оцарапанные и в мелких шрамиках от ссадин, как и коричневые от солнца
груди, не зажгут мужчин.
Эти четверо уже сейчас выглядят властителями. Кто из них
попытается устранить ее сегодня, не допустить до трона?
До нее доносились разрозненные голоса. Достаточно
отчетливые, чтобы понять, для того и строились эти потайные оконца, дабы бдить
за поданными, знать их настоящие мысли.
— На этот раз, — говорил соседу один из приглашенных бояр, —
Додону не минется... Ежели убили те двое воров, ладно, у царей жизнь такая, но
ежели снова в слезах и соплях ударился в эту...
— Черную тоску, — подсказал сосед.
— Во-во! Виданное ли дело, царь — в черную тоску? И сидит
где-то? Кается в грехах, винится перед Родом, а тем временем трон займет
другой...
— Да уж пора, — услышала другой голос. — Царство — это конь,
которого надо держать в узде. И с шорами на глазах. А рука Додона уже не та...
Голоса удалились, затихли. Не та, подумала Светлана со
страхом. Говорят, Додон был силен и жесток, но с годами как будто что-то нашло
на царя. Стал задумчив, отвечал невпопад. То кипел переустройством царства,
укреплял кордоны и строил крепости для защиты от соседей, то забывал о них,
уходил в сад и днями сидел там, глядя на цветы и воду в пруду... Дважды уже
надолго исчезал из детинца вовсе. Правда, возвращался освеженный: устраивал
казни, приносил в жертву пленных, ходил походами на соседей, находил предателей
и сажал на колья, а земли и богатства отбирал в казну.
Знать бы, что стряслось с ним на самом деле! Ведь тела его
не нашли. Он жив, он обязательно вернется, большой и сильный, снова наведет
порядок железной рукой, покарает предателей, а народ вздохнет присмиренно...
Она вздрогнула, заслышав сзади шаги. Подошел Голик,
постельничий, советник Додона. В последнее время Додон располнел и обрюзг, стал
похож на этого хитрого и холеного, но нечистого в делах боярина. А с
исчезновением царя Голик стал распоряжаться все увереннее. Только порой
Светлана видела в его глазах тревогу. Когда царь вернется... если вернется, он
может не одобрить излишнего рвения своего советника.
— Светлана, — произнес Голик негромко, — сегодня еще можно
спасти Куявию.
Она покачала головой:
— Я не верю, что дядя мертв.
— Если он жив, он был бы здесь.
— Но у меня нет доказательств, что он погиб!
— Светлана, — сказал он настойчиво. — Здесь нет людей,
которые бы не жаждали его гибели. Взгляни!
В зале уже собрались вожди и властители больших и малых
племен. Их набралось около двух дюжин, не считая сопровождающих их волхвов,
телохранителей, воевод. Сильные и яростные, они стали вождями потому, что не
сидели на печах, не хотели просто жить-поживать да добро наживать, а мечами
раздвигали пределы своих владений, захватывали скот у соседей, строили кремли,
пусть даже деревянные, крепили мощь племен, быстро и жадно готовились к новому
броску к мощи и власти.
