Состарился Яфет, но жила в нем огненная душа богоборца:
ударил в могучий дуб, расколол и вошел в него со словами, что выйдет в тот
день, когда снова прийдет время довершить начатое! Мало кто понял его слова...
Среди многих сыновей Яфета великой доблестью блистали
четверо: Гог, Панас, Остап и Тарас. Каждый хотел править, другим не уступал, и
дабы не стрясалось распрей, их новую землю разделили на четыре равные части.
Панас назвал свою часть Артанией, Остап — Славией, Тарас — Куявией, но Гог,
самый яростный и непримиримый, не согласился с решением отца. Но и воевать с
ним не стал, просто отказался от своей части, взял жен и детей, удалился еще
дальше на север Гипербореи. Там, среди обледенелых скал и замерзших рек его
след потерялся. А после непонятного ухода Яфета его сыновья пытались подгрести
все земли под себя, или хотя бы прихватить ту, что принадлежала Гогу. Но силы
были равны, к тому же каждый, опасаясь братьев, старался больше укрепиться в
своих землях, а уж потом пытаться захватить их земли.
Мрак вздрогнул, когда грубый голос проревел зычно:
— Но больше всего прав у царя Додона!
— Да, у него, родимого... — подержал другой льстиво.
— Но он не трогает, дабы не ссориться с соседями...
Ивашу поднесли чару. Он отхлебнул, глаза заблестели. Мрак с
нетерпением переждал новую волну хвалы Додону, а Иваш даже голос повысил почти
до крика, и Мрак снова увидел как Тарас на четвертой сотне лет вдруг отказался
от царствования, взял в собой трех жен и ушел в дремучие леса искать истину.
Там его и след затерялся. Сын Тараса, Буслай Белое Крыло, не был склонен к
царствованию, больше проводил время с чародеями, пытался постичь тайны бытия.
Когда его сыну, Громославу Кривозубому, исполнилось сорок лет, он с облегчением
передал ему власть. И правил тот восемь лет, пока не подрос его младший брат
Додон. Уже в детстве Додон поражал своей мудростью и отвагой! Говорят, еще в
колыбели задавил двух змей, которых подослала коварная жена старшего брата... и
вообще удивлял своей ученостью и мудростью. И когда Громослав внезапно
скончался от укуса змеи, то именно Додон взял царскую власть недрогнувшей
дланью. А с нею по праву победителя... гм... правонаследника, всех жен и
наложниц царя Куявии. И воцарилось нынешнее славное цартвование великого
Додона, да не будет конца его правлению!
Здесь яркая картинка смазалась, а когда Иваш с силой ударил
по струнам, последние слова выкрикнув во весь голос, Мрак поморщился, приходя в
себя, отодвинулся вглубь комнаты. Стражи заорали:
— Будь славен Додон!
— Правь нами вечно!
— Ты — наше красное солнышко!
Дурни, подумал Мрак. Сейчас как раз надо втянуть язык в то
место, которое лижете, выждать. А то вдруг Додон не объявится? Выиграет тот,
кто первый начнет орать хвалу новому правителю. Может тот уже посматривает
из-за угла. Кто кричит хвалу Додону — тому плаха. Кто кричит и рвет на себе
рубаху — того вовсе на кол.
Светлану спешно готовили к выходу к гостям. Мрак вернулся,
лег у ее ног. Царевну причесывали, сплетничали, хихикали, старались как могли
развеселить, отвлечь мелкими девичьими тайнами.
— Не понимаю, — говорила Яна, — как эти глупые мужчины могут
думать, что мы верим всему, что нам плетут?
— Ну, если делаем вид... — ответила другая многозначительно.
— Но мы даже не делаем вид! — воскликнула Яна. — Но эти
самовлюбленные петухи так токуют, так распускают перед нами свои хвосты, что не
замечают даже, когда выдергиваем самые яркие перья!
— Ну, для того они и существуют, чтобы мы украшали свои
накидки их перьями, а шкуры клали под ноги.
Снова посмеялись, пообсуждали из кого была бы шкура лучше.
Светлана, как видел Мрак с глубоким состраданием, ничего не слышала, ее мысли и
душа были далеко. Наконец ее одели, увели, Мрака следом не пустили. Ее
сопровождала только Кузя.
Служанки возобновили щебет. Яна спросила лукаво:
— А как же Руцкарь Боевой Сокол?
Ответом был общий вздох. Глаза заблестели, пухлые губки призывно
приоткрылись, а на щеках у многих появился румянец. Руцкарь был общим любимцем.
Мрак ощутил ревнивый укол, Подумал, что в самом деле жаль было бы такую
великолепную шкуру класть под ноги. Гораздо лучше поступить наоборот: вычистить
все внутренности, все равно там одно... гм... мясо и кости отдать собакам, а то
к кухне из-за них не протолкнешься, а шкуру набить соломой и поставить в зале
на видном месте. Пользы от Руцкаря столько же, а вреда намного меньше. И
украшение будет.
— Руцкарь — это настоящий мужчина, — сказала Яна
мечтательно. — У него есть и плечи, и мощная грудь, и все другие выпуклости на
месте... И смеется громко, как ржет конь моего дяди, а у того такой рев, что
посуда дрожит.
— А как одевается! — подхватила другая служанка восторженно.
— Он всегда носит, даже зимой, рубашку расстегнутой на груди... до самого
пояса, а у него такая широкая волосатая грудь! Пусть даже поддевает под нее
толстую рубашку из шерсти и думает, что мы не знаем... даже разрез делает точно
такой же... но это так красиво и возбуждающе!
— Да-да, от него всегда идет такой мужской запах!
— Он моется реже других, но это ему даже идет...
Дальше пошли такие подробности, что Мрак боялся, что его
черная шерсть превратится в красную, пытался закрыть лапами уши, но девушки смеялись
громко и перебирали достоинства мужчин так откровенно и с таким знанием дела,
что в конце-концов вскочил и убежал в другой конец зала. Там из открытой двери
дуло, он выскользнул и побежал по лестнице вниз, прислушиваясь к звукам и
запахам.
Волчье чутье подсказывает, что здесь есть тайные ходы в
стенах. Не зря же такие толстые. Наверняка есть и подземные выходы из кремля.
За одним ковром на стене ощутил пустоту за тонкой дощатой перегородкой, но в
той комнате постоянно толкутся стражи, даже обедают или бросают кости только
там, пришлось трусить дальше, принюхиваться, стараться как можно незаметнее
обнюхивать подозрительные стены...
А Светлана в это время с дрожью в теле услышала как далеко
впереди волхв объявил громким торжественным голосом:
— Царевна Светлана!
Слуги распахнули перед нею двери. Она сделала первый шаг,
страшась запутаться в длинном платье. Ноги дрожали, а ладони вспотели. Держа
спину гордо выпрямленной, она очень медленно начала спускаться по ступенькам.
Взгляд держала на дальней стене, поверх голов. Это придавало надменность, как и
подобает царской дочери, но на самом деле просто боялась увидеть их лица, их
глаза.
Приглашенные толкались, старались увидеть как поведет себя
дальше. Впереди четверо вождей... Нет, уже только трое. Говорят, Урюп получил
неожиданное сообщение из племени, сын захвачен в плен, и вождь спешно отбыл. Но
угроза не уменьшилась, ибо эти трое и есть наибольшая угроза. Все претендуют на
престол, и всякий ее считает, подумала она горько, просто легкой добычей.
