Она подошла к Горному Волку, от него веяло наибольшей
угрозой. Высокий и массивный, похожий на обугленную ударами молний скалу, он
высился над всеми как сторожевая башня. Единственный из вождей явился без
оружия, только два ножа на поясе, но волхв при нем был с мечом и в кольчуге,
что само по себе невероятно для служителя богам.
Она кивнула:
— Приветствую тебя, доблестный Горный Волк.
Он смотрел на нее холодными выпуклыми глазами:
— И я тебя... все еще приветствую. Ха-ха!.. Шутка.
Ее сердце стучало так, что темнело в глазах. Вокруг затаили
дыхание, слушали, что она ответит. Ее язык прилип к гортани, она боялась
услышать свой дрожащий жалобный голос.
Не решившись что-то сказать, она пристально посмотрела на
него долгим взглядом, медленно прошла мимо, не шелохнув головой. Между лопаток
чувствовала колючий взгляд грозного вождя.
Руд стоял, широко расставив ноги. Маленькие глазки
насмешливо следили за каждым ее движением. Он был в медвежьей шкуре, а медвежья
морда служила капюшоном. Правда, он и с надвинутой на глаза личиной зверя не
казался бы страшнее, чем сейчас, когда смотрит на нее налитыми кровью глазами.
— Приветствую тебя, трудолюбивый Руд, — сказала она ровным
голосом. — Твоя слава растет с каждым днем.
Жуткое лицо Руда перекривилось в гримасе:
— Я ее зарабатываю.
— Достойный путь для мужчины!
Он тоже не поклонился, но Руд вообще никому не кланялся. Его
волхв был похож на Руда как родной брат: такой же дикий, лохматый и свирепый.
На груди висели три ряда оберегов из дерева и камня, а в руке он держал длинный
посох с украшением в виде трех голубых шаров над рукоятью.
Отдельно стояли поляницы. На них смотрели со страхом,
восторгом и осуждением. С голыми ногами, загорелые, волосы почти у всех
подрезаны, взгляд наглый, вызывающий, каждая хороша, но и страшновато к такой
приблизиться. Женщины должны быть милы и покорны, а эти смотрят дерзко, на
поясах длинные ножи. Впереди их царица Медея, ростом пониже своих
женщин-воинов, пошире вдвое, да и потяжелее, ни один конь такую не поднимет, но
это первая царица, ставшая ею не благодаря стрельбе из лука или воинскому
умению, а хитрости и отточенному коварству. Она единственная без ножа, но зачем
такой нож? Известно, что и без ножа зарежет. Зато в отличие от вызывающе просто
одетых поляниц, в ушах Медеи массивные золотые серьги с кроваво-красными
рубинами, мочки оттянулись едва ли не до плеч, жемчужное ожерелье на шее в три
ряда, браслеты с таинственно мерцающими в свете масляных светильников опалами,
крупные алмазы в перстнях, золото и серебро на широком поясе, заколка с
драгоценными камнями в черных как воронье крыло волосах...
Светлана прошла по кругу, приветствуя гостей, но в груди
становилось все холоднее. Почти никто не смотрит на нее как на царевну. В их
глазах она лишь добыча победителя, который сегодня взойдет на трон и возьмет ее
себе. Как жену, наложницу или красивую рабыню. Никто не верит, что может
устоять, да теперь и она с пугающей ясностью видит, что удержать престол
невозможно.
Светлана остановилась в середине палаты, раскинула руки.
Принудив себя улыбнуться, она сказала как можно громче, стараясь чтобы голос
звучал весело:
— Друзья мои!.. Добро пожаловать на честной пир в честь
таких дорогих гостей!.. В Золотой Палате уже накрыли столы. Открыты все подвалы
с вином, охотники доставили лучшую дичь, а из озер и рек сегодня с утра везут
живую рыбу. Прошу вас отведать!
По ее знаку двери в соседнюю палату распахнулись. Там
открылось такое великолепие, что у многих собравшихся вырвался вздох изумления.
В воздухе поплыли ароматы редких блюд, запахло жареным мясом, вареной рыбой,
печеной в соке диких ягод птицей.
Эту палату строили по велению Тараса. Здесь давал пиры после
возвращения с войны, а Додон, как воспевал в песнях Иваш, задумал создать вовсе
подобие небесных чертогов, где Маржель принимает павших воинов. В середке вирия
в огромной палате стоят длинные столы, за которыми пируют герои. Еду подают
валькирии, небесные девы, они же наливают павшим витязям вино. В остальное
время воины тешатся набегами на те части вирия, где обитают чужие племена,
убивают, жгут, насилуют, грабят. А то и для потехи бьются друг с другом,
меряются силой и удалью. А в полдень убитые оживают, раны мгновенно
затягиваются, и все снова садятся за пиршественные столы!
В торжественной тишине Светлана прошествовала в Золотую
Палату. В широких бронзовых светильниках ярко горели масляные жгуты. Света
хватало и без них, но они добавляют в воздух запах благовоний, редких смол,
наполняют зал странными ароматами. от которых розовеют щеки, а грудь дышит
чаще, освежая кровь.
Столы ломились от яств и напитков, скамьи были покрыты коврами.
Самый длинный стол стоял в середине палаты. Вместо лавок были стулья, а один,
стоящий в середине, был с подлокотниками, высокой спинкой и небольшим навесом,
где неведомые мастера изобразили в бронзе борьбу странных крылатых зверей.
Когда-то это было место ее отца на пирах. Теперь это место принадлежало Додону.
А сегодня сядет она...
Она чувствовала ненавидящие взгляды сзади. Как хорошо,
подумала смятенно, что входит первой! Если бы после гостей, то, натолкнувшись
на стену враждебных взглядов, не смогла бы даже подойти к царскому месту... и
это было бы все. Сел бы кто-то из этих четверых!
Но и вперед пускать их нельзя, одернула себя в страхе.
Кто-то сядет раньше нее, и что она сделает? Сгонит голыми руками? Похоже, в ее
дворце уже все стражи и слуги понимают, что ее дни... да что там дни, минуты!..
сочтены. Стоять на ее стороне, это потерять голову, когда кто-то другой сядет
на трон. Ее пока спасает лишь то, что на престол ее отца, а теперь Додона,
хотят сесть сразу четверо. И слуги пока не поняли, кто же из них станет их
властелином!
Медленно и с достоинством она взошла к своему месту,
повернулась, чувствуя на себе десятки пар глаз, неторопливо опустила себя на
сиденье. И уже сидя, как и положено царю или членам его семейства, произнесла
спокойным голосом:
— Ешьте и пейте, дорогие гости!.. Пусть мед будет сладок, а
не горек, а еда пойдет на здоровье. Пусть все, присутствующие здесь, будут
здоровы и веселы!
В ответ было невнятное мычание, кивки, но никто не поднялся
с кубком в руке и не сказал здравицу в честь Светланы, дочери Громослава,
племянницы Додона. Она чувствовала напряжение в палате, и понимала почему.
Враги желают ей смерти, а друзья — если они есть — не осмелятся выказать
симпатию: сегодня кто-то объявит себя царем Куявии, и тогда горе ее
сторонникам!
Отроки сновали между столами, быстро меняя пустеющие блюда
на полные, выставляли на столы узкогорлые кувшины с заморскими винами,
вкатывали в палату и ставили под стенами бочонки с пивом, хмельным медом. Певцы
и скоморохи как могли тешили собравшихся, но напряжение не спадало. Светлана
все время чувствовала на себе оценивающие взгляды троих хищников.
