— Что-то ощутил?
— Давай ему покажем, — загорелась Кузя.
— Нельзя, — возразила Светлана. — Он может обжечься. А то и
погибнет. Тебе его не жалко?
Кузя обхватила шею Мрака, жарко поцеловала в нос:
— Я его не подпущу к ним. Ну пойдем! Прошу тебя.
— Завтрак съешь? — спросила Светлана. — Уши дашь вымыть?
— Дам, — ответила Кузя угрюмо.
Она взяла его за шерсть на загривке, и они пошли к дверям
соседней палаты. Светлана сама сняла замки, отодвинула три бронзовых засова.
Дверь приоткрылась, в морду ударил сухой нагретый воздух.
В середке комнаты прямо на полу лежали блистающие неземным
светом четыре золотых вещи. Или не золотых, но сверкали они так, что глазам
было больно.
Щурясь, Мрак рассмотрел золотой кубок с широкими краями,
чару, по-местному, рядом лежит плотницкий топорик с узким лезвием, дальше
сверкает немыслимым светом золотое ярмо, а выше всех торчит орало. Оно
вонзилось острым лезвием в камень, оплавив его, теперь вызывающе вздымало
изогнутую рукоять.
Мрак вскинул голову. Так и есть, видно как латали каменный
потолок. Эти вещи проломили крышу и два поверха!
— Вот видишь, — сказала Кузя победно, — он совсем не
бросается на них!
— Он ничего не понимает, — сказала Светлана снисходительно,
— Для собак и мы — боги. Им не расскажешь, что эти вещи рухнули с небес. И что
ни один из смертных не в состоянии взять в руки. Кто пытался — сгорел в
небесном огне!
— Это я ему сказала, — возразила Кузя. — Потому он и стоит
смирно.
— Вот и хорошо. Потому что сгорит всякий. Человек или зверь.
А этим вещам отныне и вовеки быть здесь! Умножая славу и мощь нашего царства.
Отныне и навеки, подумал Мрак с невеселой иронией. На свете
ничего нет отныне и навеки, бесподобная Светлана. Когда-то и киммеры думали,
что их Меч отныне и навеки... Но уже нет ни Меча, ни киммеров.
Кузя что-то нашептывала ему строгим голоском, указывала на
горящие белым огнем вещи, грозила пальчиком, а Мрак смятенно думал, что и
самому не верится... Может ли простой человек творить такое? Оказывается,
может. В какие-то мгновения своей жизни бывает равен богам. А значит,
становится богом. А потом... потом обыденность берет верх. И человек становится
человеком... а иной раз падает еще ниже. Много ниже.
Может быть, подумал он со страхом, даже каждый бывает богом.
К счастью или к несчастью, большинство об этом не подозревает. И редкие миги
творения уходят незаметно.
— А теперь покажем поварню, — предложила Кузя.
— Нет, — возразила Светлана. — Поварню покажет кто-нибудь из
челяди.
— Я хочу сама, — заныла Кузя.
— Царской дочери не пристало, — твердо отрезала Светлана
— Почему?
— С царской дочери пример берут.
— И пусть берут!
— Кузя, — сказала Светлана строго. — Есть вещи, которые
царским дочерям не дозволены.
— Всем дозволены, а мне нет? — завопила Кузя.
— Нет.
— Так зачем же быть царскими дочерьми? — возмутилась Кузя.
Светлана ответить не успела, снизу донесся крик, ругань,
кто-то скатился по ступенькам. Мрак встал со шкуры барса, шерсть вздыбилась. В
горле нарождался рык, а лапы подогнулись для прыжка на дверь.
Светлана придержала его за шерсть. Крикнула:
— Что там стряслось?
В дверь просунулась голова Яны:
— Опять двое убиты!
— Кто? — выдохнула Светлана с замершим сердцем.
Лицо Яны расплылось в широчайшей улыбке:
— Люди Горного Волка... Мелочь, а приятно!
Она исчезла, слышно было как побежала дальше, узнавать
подробности или разносить новости. Светлана с бьющимся сердцем отодвинула карту
замка. Выходит, древний дух бывшего властителя замка все еще не повергнут!
— А ведь еще даже не ночь, — сказала она тихо, —
только-только начинает темнеть...
Во дворе слышались крики, потом вспыхнули огни. В середке
двора воздвигали столб, спешно таскали тяжелые камни. Несколько человек при
свете факелов рыли яму. Встревоженная, Светлана ударила в медный щит, а когда
прибежала запыхавшаяся Яна, спросила сухо:
— Что там?
— Ой, царевна!.. Горный Волк бился головой о стены, чуть не
обезумел. Там и сейчас видно вмятины в стене. А волхв объяснил ему, что топтать
кости мертвеца — только дразнить. Мертвеца нужно похоронить достойно, тогда
душа успокоится, он заснет вечным блаженным сном. И вредить не будет.
— Так это ему копают?
— А рядом готовят костер для сжигания. Волхвы таскают друг
друга за волосы, слышишь крик? Спорят какие похороны ему достойнее. Никто не
знает как в те времена провожали покойников. Один волхв даже сообщил, что в
древности их выставляли для расклевывания птицами. Но это не сделать, ибо какие
птицы будут жрать пыль? А вот сжечь или закопать, да еще какие жертвы принести,
дабы умаслить...
Светлана закусила губу. Горный Волк распоряжается в ее доме
как в своем. И его слушают не только его воины, но и дворцовая челядь. Явно
большинство уже считает его будущим властелином. Но ей вмешаться опасно, могут
не послушать. Придется выгонять слуг или наказывать, а это еще рискованнее, ее
уже не считают здесь хозяйкой.
Ладно, пусть хоронит. Все-таки это один из ее предков, так
можно объяснить своим сторонникам. Она совсем не против, что Горный Волк как и
положено покорному подданному, хоронит одного из ее предков и отдает ему
последние почести!
Надо сказать Ивашу, сложит песню. Он сумеет поддержать ее
упавший дух, как делал всегда.
Снова приоткрылась дверь, Яна сообщила:
— Там собаку привели.
— Собаку? — не поняла Светлана. — Зачем?
— А для волка, — объяснила Яна с готовностью. — Волхвы
говорят, что у них, как и у людев, ндрав улучшается. Ну, ежели кровь погоняют!
Не дожидаясь ответа, она обернулась и помахала рукой. Дверь
открылась шире, появился псарь с крупной ухоженной собакой на коротком поводке.
Глаза у собаки были испуганные и глупые. Шерсть блестела.
Светлана в затруднении оглянулась на волка. Тот приподнялся,
смотрел на красивую собаку с удивлением. Та уперлась всеми четырьмя в пол,
шерсть от ужаса встала дыбом.
Светлана спросила обеспокоено:
— А она хоть... благородных кровей?
