— Ты не можешь, — согласилась ведунья, — но другие...
— Что? Уже приходили?
— Никто на свете, кроме меня, не знает о таком пророчестве.
Кроме меня, матери и самого Маржеля. Но любовь матери безмерна. Она все равно
страшилась, что когда-то секрет ее сына раскроется. И тогда кто-то из врагов
явится за головней. Однажды ночью она переоделась простолюдинкой, прокралась к
выходу из города. С тех пор ее никто не видел. Нищенкой ли скитается,
отшельницей ли живет в лесу — кто знает? Горный Волк счастлив своими кровавыми
победами, а мать счастлива, что попрежнему может заботиться о своем ребенке,
оберегать его. Для матери это самое важное, чтобы ее дите уцелело. А каким бы
не был для других чудовищем, но для матери всегда останется тем крохотным
розовым младенцем, который пачкал белье, и тем карапузом, что со счастливым
смехом бегал за бабочками...
А Ховрах закончил похлебку, выскреб котелок, с сожалением
заглянул вовнутрь:
— Хорошо готовишь. Только твоя сестра может с тобой в этом
потягаться. Да и то, не знаю, не знаю...
— Брунька? — спросила женщина с бледной усмешкой. — Ты и у
нее побывал? Ну, Ховрах...
— Чудесная женщина, — сказал Ховрах быстро. — Тоже почему-то
в одиночестве. Я не один предлагал ей пойти замуж. Отказывается! Сидит как сыч
вдали от людей. Почему? Такая красивая!
— Колдуны редко встречаются. — сказала она, — Почти не
дружат. Друг на друге не женятся... А жаль. Могли бы родиться удивительные
дети.
— Почему не женятся?
— Спор из-за пересоленного супа может вызвать грозу, поджечь
лес, уничтожить посевы... У колдунов обычно горячий нрав, иначе не стать
колдунами. Так что им лучше жить в одиночестве.
Ховрах задумчиво поскреб голову:
— Да, на такой лучше не жениться.
— Чародейство, — сказала женщина тихо, — это как огонь. Люди
научились им пользоваться, не понимая его природы. Да и сейчас не понимаем. Так
и с чарами. К чародею нужно относиться с почтением, как к человеку, у которого
в руке пылающий факел. И тот и другой могут принести как вред, так и пользу. Но
только сумасшедший бросится наносить вред ни с того, ни с сего!
Ховрах еще раз заглянул в котелок, поднялся с великой
неохотой:
— Ага, а если колдун в самом деле сумасшедший? Такое может
быть?
— Может.
— А бывают?
— Да. За все время я слышало про одного. Нет, даже про двух.
— Ого!
— А сколько сумасшедших среди простых людей? Разве меньше?
Ховрах обиделся:
— Погляди на нас! Разве не видно, что таких как листьев в
лесу?
Глава 19
Когда покинули ведунью, а дольше засиживаться у страдающей
женщины было бы недостойно, Ховрах сказал довольно:
— Видишь, что значит корчма? Там все узнать можно.
У Мрака перед глазами все еще стояло измученное лицо. Он
оглянулся, избушка едва виделась, но ему почудилось бледное пятно в
единственном окошке.
— Как же будешь искать царя дальше?
— А в корчме, — объяснил Ховрах. — Туда сносят все слухи.
— Ладно, — сказал Мрак, — ежели я больше не нужен для
жертвы, то я пошел. Прощай!
— Береги жабу, — напомнил Ховрах.
— Что вы все о жабе? Хоть кто бы сказал: береги себя.
Он круто свернул и побежал вниз, прыгая по камням. Вскоре
спустился в долину и пошел по выбитой конскими копытами дороге.
Слабое осеннее солнце доставало до земли жиденькими лучами,
и он выудил жабу из мешка, посадил на плечо. Жаба благодарно сопела в ухо, за
шерсть безрукавки держалась цепко.
Он все еще вспоминал, понурившись, отчаянные глаза ведуньи,
когда услышал конский топот. Не оглядываясь, уже по стуку копыт видел, что
догоняет его конь с легкими сухими ногами, не могучий и не шибко выносливый, но
очень быстрый, стремительный, весь словно выточенный из дерева, без капли жира,
перевитый сухими мышцами и жилами. А всадник не велик и не грузен, иначе копыта
стучали бы реже и глуше.
Он многое еще мог бы сказать как о коне, так и о всаднике,
любой опытный охотник расскажет, но остальное неважно, а важно лишь то, зачем
всадник догоняет и почему не замедляет стремительный галоп!
Солнце светило сбоку, он мог бы попытаться и по тени, но не
успевает, это не драка с толстым мужиком, здесь все на скорости, точности... и
он, собрав все мышцы, внезапно пригнулся, вы
бросил вверх руку, ощутил удар, кисть ожгло болью, откинулся
назад, упершись ногами.
Рвануло сильно, но устоял, а на дороге впереди с силой
ударилось оземь загорелое тело, подпрыгнуло и покатилось по твердой земле. Конь
пронесся дальше, вздымая пыль. замедлил бег, оглянулся, сошел на обочину и
принялся жевать траву.
Мрак, морщась, разматывал узкий ремешок. Тот обвился вокруг
кисти, резное кнутовище болталось у земли. Еще чуть, и плеть рассекла бы до
крови.
Жабу тоже сбросило толчком, она кувыркнулась в пыли,
поднялась и непонимающе смотрела на Мрака. Он поднял, сдул пыль, снова посадил
на плечо. Жаба теперь вцепилась всеми четырьмя, еще и прижалась пузом.
Всадник с трудом перевернулся на живот, приподнялся на
четвереньки. На Мрака зло и растерянно смотрела молодая женщина. Она была
хороша, распущенные волосы перехвачены узким обручем с камешком на лбу.
Звериная шкура, заменяющая платье, из двух частей, оставила голым живот, руки,
а также левую грудь — небольшую, коричневую от солнца. На поясе болтался небольшой
нож в ножнах, но меч и лук, как заметил Мрак, остались притороченными к мешку
позади.
Мрак с любопытством наблюдал как она передумала встать,
просто села в пыли посреди дороги. На плече, локте и вдоль бедра тянулись
кровавые ссадины.
— День добрый, — поприветствовал Мрак. — Как там внизу? Пыль
теплая?
В светлых глазах женщины недоумение сменилось стыдом и
унижением. Ее пальцы ухватились за рукоять ножа, глаза отыскали лицо
сбросившего с коня. Он улыбался, темные как кора старого дуба глаза смеялись:
если мало упасть с коня, то давай, выхватывай то, что у тебя там есть.
Она поморщилась, чувствуя как кровь и сукровица проступили
сквозь облепившую ее пыль:
— Ты кто?
Голос был злой, низкий, с волнующей хрипотцой. Мрак широко
улыбнулся:
— Мужчина.
Глаза женщины сверкнули ненавистью. Чужак оскорбил снова, и
все с улыбкой, что оскорбительнее слов. Даже оскорбительнее падения с коня. И
смотрит как смотрит мужчина на лежащую перед ним женщину!
