Она наконец встала, слегка побледнела и чуть закусила губу.
Пыль покрывала половину лица. Глаза брезгливо смотрели на жабу.
— И что ты хочешь теперь делать?
Мрак оскалил зубы:
— С тобой?.. Ты шутишь! Возьми.
Он бросил ей плеть, повернулся и зашагал по дороге в лесу.
Ненависть в глазах женщины сменилась недоумением. Затем еще большей злостью и
унижением. Она без нужды поправила грудь, что смотрела поверх края волчьей
шкуры, пошла прихрамывая, следом, ее конь пасся впереди в сотне шагов. Верный и
чуткий, он не позволит приблизиться этому лохматому полузверю...
Мрак, проходя, похлопал коня по шее, обернулся, сказал
сильным звучным голосом, в котором насмешки было больше, чем гор в Куявии:
— Здесь, как я погляжу, у тебя еще есть... ха-ха!.. лук со
стрелами, даже меч... Ты можешь попытаться и с ними.
Он хлопнул коня по крупу огромной как лопата ладонью, пошел
дальше. Даже по спине было видно, что продолжает смеяться.
Униженная, втоптанная в грязь, она дохромала до
коня-предателя, хлестнула плетью:
— Тварь!.. Как ты мог?.. А если бы он тебя забрал себе?
Конь отбежал, пугливо косился огненным глазом. Ей стоило
усилий его поймать, он вздрагивал и всякий раз отбегал, не давая прикоснуться.
А ненавистный мужчина продолжал удаляться, но теперь видела как легко и быстро
несет свое крупное тело. В его движениях сквозила чуткость лесного зверя. А то,
с какой легкостью перехватил плеть и сдернул с коня, говорит о многом. Как о
его умелости в схватках, так и о многом еще.
Ободранное ребро жгло, пыль намокла и, высыхая под жгучим
солнцем, взялась корочкой. Рукоять легкого меча настойчиво покачивалась,
напоминая о себе, даже задевала пальцы, норовила юркнуть в ладонь. Так же точно
влезло вкрадчиво кнутовище, едва завидело впереди бредущего в пыли мужчину...
Она видала как он чуть сбился с шага, пошел иначе, и с
пугающей ясностью поняла, что этот человек, не оглядываясь, угадывает что она
делает, и сам соразмеряет свои движения. Если она замахнется мечом, то он уже
готовится то ли скакнуть в сторону, то ли нырнуть под брюхо ее коня и одним
движением перерезать ему жилы... Он уже знает, что она сделает. К тому же он
снял с плеча чудовищную жабу, наверное, талисман, спрятал в котомку. Он готов!
Ее пальцы отпрыгнули от меча, словно тот лежал в огне.
Осторожно пустила коня по другой стороне дороги:
— Эй, ты кто?
Он чуть скосил в ее сторону насмешливые глаза:
— Глухих дважды к обеду не зовут.
Она сказала, снова сердясь:
— Это за версту видно, что ты — всего-навсего мужчина!.. Я
спросила имя!
— Меня зовут Мрак, — ответил он хладнокровно, — а тебя?
Она поколебалась, велика честь для мужчины задавать ей
вопросы, потом вспомнила как спорхнула с коня, бросила зло:
— Ты идешь по нашей земле, Мрак!
— Эх, Мара... Зачем ты такая сердитая?
Она поперхнулась на полуслове. Брови взлетели до середины
лба:
— Откуда знаешь, что меня зовут Марой?
— Разве не сказала? Гм... Ты не сильно ушиблась?
— Нисколько, — прорычала она, ибо в этот момент как раз
войлочный край попоны царапнул по раненому бедру. — Кто ты и что ты такое?
Он шел, глядя вперед на приближающийся лес, но Мара видела
по его лицу, что краем глаза он цепко держит ее в поле зрения, как и ее руки.
Это был едва ли не первый из мужчин, который не пялился на ее грудь.
— Это можно спросить и у тебя, — сказал он медленно,
насмешка все еще не покидала его ненавистный голос. — Ведь поляницы, как я
слыхивал, по эту сторону реки не переходят. Что вас сюда перегнало? Саранча
напала?
Она скрипнула зубами. Пальцы снова задергались возле рукояти
меча:
— У нас договор был с царем. Теперь его нет. Мы вольны
поступать, как хотим!
Мрак кивнул, голос был чересчур серьезным и
глубокомысленным, чтобы снова не заподозрила насмешки:
— Ну, тогда конечно... Когда у соседа пожар, то хватай у
него все, что сможешь. Но не жалуйся, если воткнет нож в спину, когда будешь
обеими руками нести награбленное.
Она спросила резко:
— Ты мне не ответил! Кто ты и что ищешь?
Он чуть повернул к ней лицо:
— Ого! Разговариваешь так, словно имеешь право спрашивать, а
у меня право только сопеть в две дырочки да отвечать по твоему окрику.
— Я имею, — сказала она угрожающе.
— Да? Что же тебе дает это право?
— Это, — ответила она надменно. Ее маленькая ладонь легла на
рукоять меча.
Он шел, глядя на вырастающую стену леса. От деревьев уже
тянуло прохладой. Ответил не сразу, но насмешка из голоса исчезла:
— Да?
Она стиснула рукоять так, что косточки побелели на пальцах.
Чувствовала, что незнакомец следит за каждым ее движением, и хотя в ладонях у
него ничего не было, он не казался безопаснее.
— Да!
— Ну, докажи свое право.
По спине Мары пробежали мурашки. Пальцы внезапно ослабели.
Теперь он просто убьет. Она ему надоела, уже раздражает. И теперь просто убьет
голыми руками и оставит с перебитой спиной посреди пыльной дороги под знойным
солнцем.
Она поспешно убрала руку, а конь, чувствуя ее внезапный
страх, подался к обочине еще дальше. Мужчина, назвавшийся Мраком, ускорил шаг.
Могучие деревья были уже в десятке шагов шелестели приглашающе, запах зелени
манил, обещал прохладу и спасение от дикого зноя.
— Ты не куяв, — внезапно сказала она. — А бы сразу узнала
куява, как бы не оделся. И не похож на артана. Кто ты есть?
Он подошел к деревьям, оглянулся.
— Я — человек. А племя мое — люди. Но если хочешь знать,
откуда я родом, то я вышел из Леса. Нас звали неврами, гипербореями... Но это
не важно, верно? Верно лишь то, кем человек считает себя сам.
Он повернулся, шагнул за деревья. Мара несколько мгновений
остолбенело смотрела как исчезает его широкая спина, наконец соскочила с коня:
— Постой! Никогда не видела настоящего невра... Что о вас
только не говорят!
Он уходил, не обращая внимания. Она догнала, это стоило
усилий, хотя он шел, а она мчалась как лань, ухватила за локоть:
— Стой! Если пойдешь прямо, то наткнешься на наш полевой
стан. Он по ту сторону этого леса. Тебе не повезет, как в этот раз!
