— Готов?
Тот молча бросился с поднятым топором. Волк отступил и
повернулся так, что видеть и второго, тот ворочался в песке как раздавленный
червяк, а топор первого всякий раз со звоном наталкивался на подставленный меч
Волка. Тот щитом не пользовался, держал лениво, только меч блистал как молния,
успевая встретить любой неожиданный удар.
На скамьях стоял сплошной рев. Визжали женщины, в их глазах
была звериная похоть, и Мрак понимал их по-своему, по-волчьи. Любая самка
стремиться заполучить потомство от самого сильного и выносливого, в этом залог
выживаемости. Потому олениха стоит и внимательно смотрит как остервенело за нее
бьются двое оленей. Только победитель имеет право...
Второй поднялся, но не кинулся сразу, а, увидев что Волк не
стремится к быстрой победе, уверен в себе, то сперва пришел в себя, затем
быстрыми шагами пошел наискось к Волку. Теперь в глазах покорность судьбе
сменилась яростью. Он был унижен на глазах людей, пусть чужих, на глазах
женщин, пусть никогда не коснется их, но унижен как мужчина, а мужчина — это
прежде всего боец, и теперь Волку Ущелий победа не достанется так просто и
красиво...
Набросился он с яростью, но успевал следить за руками Волка,
который теперь отражал удары с двух сторон. Волка спасали длинные руки и
звериная скорость, он все время двигался, ускользал из-под ударов, его щит и
меч непрерывно звенели. На лавках рев стал еще восторженнее, и Мрак не сразу
понял, что Волк все еще избегает наносить решающие удары, все еще играет,
только отражая два блистающих лезвия, что жаждут его крови.
Наконец он отпрыгнул, на миг вскинул руки:
— Маржель!!!
Страшный крик потряс ток, будто мощный порыв ветра пронесся
над собравшимися. Мрак ощутил, что Волк перестал играть, сейчас явит кровь. Но
для него уже было неважно, кто кого убьет. Он в третий раз услышал это имя.
Значит, он уже на месте. Именно здесь принесли в жертву этому богу ту
золотоволосую девушку!
Двое, уже усталые, снова бросились с двух сторон. На этот
раз Волк неожиданно бросился вперед, проскользнул так стремительно, что оба
едва не ударились лбами. В рядах обидно захохотали, заорали славу Волку. Тот,
хищно оскалившись, покачивал в руке меч, держа его острием вперед.
Снова двое пошли разом, Волк отбил удар, другому подставил
щит, быстро провел перед собой кончиком лезвия. Так показалось Мраку, ему
заслоняла спина второго воина. В рядах заорали, а воин вдруг остановился,
выронил меч, обеими руками ухватился за распоротый живот. Из широкой раны
хлынула кровь, следом с шипением полезли сизые внутренности, раздувались на
воздухе. Несчастный закричал, начал запихивать кишки обратно в распоротый
живот.
В рядах творилось невообразимое. Вскрикивали, орали,
прыгали. визжали до хрипоты. Волк, улыбаясь от уха до уха, отступил на два
шага, вскинул окровавленный меч. Красные капли, падали на обнаженную руку. Одна
упала на лицо, Волк слизнул ее, язык был красный и влажный как у зверя.
Несчастный, потеряв мужество при виде ужасной раны, побежал
через весь ток к чернеющему входу. Кишки при беге выпали, волочились за ним.
Наконец он наступил, поскользнулся, упал вниз лицом, вызвав новый взрыв
ликования, смеха, восторженных воплей.
Второй побелел, но, даже оставшись один, не отступил,
бросился на Волка. Он отшвырнул щит, мечом размахивал как безумный, уже не
заботясь о защите.
Впервые Волк вынужден был отступить под градом ударов.
Ликующие вопли стали затихать, в рядах наступило затишье. Волк ощутил, что
теряет симпатии, выругался, остановился, приняв ряд ударов на щит, затем
коротко и страшно ударил наискось.
По рядам пронесся вздох, что перешел в вопль. Вопль восторга
и отвращения разом. Меч Волка срубил левое ухо и половину лица противника. Она
отвалилась, обнажив неимоверно длинные зубы, ибо десны тоже были срезаны
лезвием, но не упала, а повисла на нижней челюсти, колыхаясь и разбрызгивая
кровь.
Оглушенный ударом и болью, воин выронил меч, слепо сделал
два шага. Волк, хохоча, взмахнул мечом и под крики срубил второе ухо, а лезвие
точно так же срезало щеку, что повисла кровоточащим ломтем шириной с ладонь
взрослого мужчины. Белые зубы сразу залило кровью, что алыми струями заливали
шею, грудь, стекали по ногам и забрызгивали золотой песок.
Волк вскинул руки, взревел:
— Маржель!!!.. Прими от меня.
Ему опустили лестницу, он неспешно поднялся и сел рядом с
белесым человеком, в котором Мрак узнал хозяина лодки, Кажана. Лестницу убрали,
народ шалел на рядах, вскакивал, орал, ибо на току ползали двое: за одним
волочились сизые внутренности, а другой казался уродливым до смешного — щеки
висели по бокам как два ярко-красные языка, а из-за обнажившихся зубов
казалось, что несчастный смеется. Это доводило толпу до неистовства: орали,
падали от смеха под скамьи, сучили ногами, хватались за животы, от хохота не
могли выговорить слова.
Рядом с Мраком кто-то ругнулся:
— Все мы — твари, но эта тварь... подлая!
Мрак покосился на смуглого невысокого мужчину, тот неотрывно
следил через решетку. Кулаки сжимались и разжимались. Не такие огромные как у
Мрака, но без капли жира, сухие и с белыми костяшками.
— Почему? — буркнул Мрак.
— Не дал им легкой смерти.
Мрак кивнул. Да, одно дело убить, на этом мир держится, все
едят друг друга, но изгаляться — не по-мужски. Сильные так не поступают. А
мужчина обязан всегда быть сильным.
— Насыпь ему на хвост соли, — посоветовал он.
— На хвост? — переспросил тот, не поняв.
— Ну да. Что у тебя, хвоста нет?
Тот коротко усмехнулся, отвел взгляд от залитого кровью
тока. Там уже появились слуги с крючьями. Глаза куява были синие, холодные. Он
скользнул взглядом по недоброму лицу Мрака:
— Кто-нибудь насыпет. Непобедимых нет. Тебя как зовут?
— Мрак.
— Мрак? Таких имен нет. Говорят, ты из Леса?
— Пусть говорят.
— Но ты в самом деле слав?
— Я — гиперборей.
Мужик улыбнулся:
— Я — куяв. Ладно, Мрак, увидимся...
— Это уж точно, — согласился Мрак невесело.
Куяв снова смерил оценивающим взглядом его могучую фигуру:
— Может быть ты и попробуешь насыпать ему своей соли...
— Я? — спросил Мрак, чувствуя в словах куява недоговоренность.
— Если победишь.
— А что тогда?
— Ты не знаешь?
— Я не здешний.
