— Да? А я думал, Хозяйка Медной Горы помешала больше.
Додон прохрипел с натугой, будто сидел на раскаленной
сковороде и терпел боль:
— Что делать?
— Улыбаться приятно, — прошептал Голик. — И приветствовать.
Приветствовать отечески! А там придумаем.
Додон с трудом заменил гримасу бессильной ярости на подобие
улыбки:
— Точно?
— Выигрывай время, — шепнул Голик. — Потом сотрем в порошок.
Никакие богини не помогут.
А Мрак услышал радостный визг. Со ступенек во двор сбежала
Кузя. Она еще издали раскинула руки, бежала со всех ног, едва не падала,
стремилась явно к нему.
Слегка обалделый, Мрак присел на корточки и приготовился
подхватить ребенка. Кузя налетела как крупный щенок, едва не сбила с ног. Мрак
подхватил ее, поднялся, а Кузя быстро карабкалась на него, цеплялась к нему,
целовала, счастливо смеялась, пробовала совать крохотные пальчики в его уши:
— Я знала!.. Я знала, что вернешься!
— Ну-ну, — сказал Мрак ошарашено. — Какая ты... быстрая...
Светлана строго прикрикнула:
— Кузя!.. Перестань! Сейчас же слезь!
И, повернувшись к Мраку, с извиняющейся надменной улыбкой
объяснила:
— Прости ее, герой. Моя сестра росла избалованным ребенком.
Кузя ахнула негодующе:
— Ты почему с ним там говоришь?.. Будто не узнаешь!
Голик и Рогдай уже отдирали ее от Мрака. Она цеплялась за
его шею, лягалась, верещала:
— Дураки!.. Не узнаете?.. Мрак, они тебя не хотят
признавать!
Светлана объяснила Мраку:
— Глупенькая... У нас был волк, черный и лохматый, его звали
Мраком. Не понимаю, что на нее нашло.
Кузя цеплялась за черного и лохматого, но ее утащили. Она
оглядывалась, в глазах заблестели и сразу же хлынули чистыми ручейками слезы.
Жаба на плече Мрака тяжело вздохнула. То ли сочувствовала, то ли с облегчением,
не желая делить Мрака еще с кем-то.
Мрак ощутил как защемило в груди. Чистое детское сердечко
признало его сразу. Кузя даже не понимает, как это другие не видят в нем их
прежнего друга волка!
В зале нарастал тревожный говор. Волк выпустил руку
Светланы, отступил к своим воинам. Они с откровенной враждой поглядывали на
гостей, алчно ощупывали взглядами золотые гривны на боярских шеях, алмазы и
яхонты в женских серьгах. А Хозяйка, уже потеряв интерес к делам смертных,
неспешно вернулась к гранитной стене. В каменных плитах пола за ней багровели
вдавленные следы. Теперь не только Мрак чувствовал, что через палату прошла
медная гора. Запах горелого камня стал сильнее.
На миг обернувшись, она сказала уже равнодушно:
— Мрак, я вернула долг. Больше на меня не рассчитывай.
Она вошла в каменную стену, словно в утренний туман.
Потрясенные люди видели как исчезает ее силуэт, удаляясь и колеблясь, затем
камень снова стал зримо твердым и непроницаемым.
В палате заметно потемнело. Светильники едва горели, факелы
чадили. Лица гостей были серыми от тревоги. Волк выпрямился во весь огромный
рост. Его трясло от бешенства, на губах показалась пена. Он не замечал даже
Мрака, мало ли бивал таких оборванцев, не замечал дрожащей Светланы — красивая
женщина не заменит чувства власти, он видел только скорчившегося на троне
Додона и дрожащее стадо его бояр и советников.
Голос от ярости срывался на хрип:
— Да, беглому рабу и вору повезло больше. Но я сказал так,
потому что хотел спасти вас всех от позора!.. Ну что ж, царь Додон. Ты сам
восхотел этого!.. Есть сила, супротив которой ни ты, ни сто тысяч Хозяек Медных
Гор ничего не сделают! Вот эта сила!
Его указательный палец уперся в ряды воинов. Бородатые,
хмурые, они стояли ровно как бревна в частоколе, и раздвинуть или столкнуть с
места было так же непросто, как врытые в землю осмоленные бревна.
— Я с ними не ссорился, — сказал царь нерешительно,
— Да? — прорычал Волк. — А кто не платит за службу еще с
зимы? Ты посмотри как обнищали! Взгляни на их оружие, которое надо заменить,
подправить, а оружейники за все денег требуют! Я объявляю во всеуслышанье: у
тебя нет денег, дабы заплатить!
Мрак быстро посмотрел на царя. Тот съежился на троне
бледный, лоб покрылся капельками пота. Во взгляде было затравленное выражение и
жажда держаться на троне до конца. Но если денег в самом деле нет, если
казначей с двадцатью сундуками золота бежал в Артанию, как говорят в народе,
если даже челядь наполовину пришлось отпустить на прокорм в ближайшие села...
Воины грозно роптали. Оружие начало позвякивать громче и
громче. Вроде бы никто не бил рукоятями топоров в щиты, но бронза звенела как
перед боем.
На губах Волка проступила зловещая улыбка. Она была как щель
на каменном лице, как волчий капкан, но ширилась, и Мрак видел как бледнел
царь, как дрожала Светлана. Кузя пролезла обратно между ног взрослых,
требовательно ухватила Мрака за руку:
— Сделай же что-нибудь!
— Я?
— Да! Ты же самый сильный, ты все умеешь! Только ты все
умеешь.
Мрак услышал далекий шорох и треск, словно большой червь
полз под землей, рвал коренья деревьев и жрякал на ходу. Шорох становился
громче. Еще никто не слышал, только волчье чутье и обостренный слух заставили
Мрака насторожиться, и когда Кузя снова дернула за руку, он прошипел:
— Ш-ш-ш!.. Смотри вон туда.
— Куда? — переспросила Кузя подозрительно.
Он указал, и Кузя уставилась на мраморные плиты. Там задрожало,
две плиты вспучились, встали шалашиком. Снизу пошел оранжевый свет. Пахнуло
теплым воздухом, чуялся запах гари. Показалась голова огромного полоза: с
крупный валун, ярко-желтая, пышущая жаром как разогретая для поковки глыба
металла.
Он выдвигался с пугающей неподвижностью, будто его что-то
выталкивало снизу. Тело было толщиной с бревно, янтарно желтое, полосы исчезли
на светлом брюхе. Когда выбрался весь, голова была уже почти у противоположной
стены. Он оглянулся на истончившийся хвост, раскрыл пасть, на миг полыхнул
ослепляюще оранжевым огнем. Зашипело, волна жара ударила в людей с такой силой,
что послышались крики. Кто-то упал, закрываясь руками. Остальные отступили к
стенам, ладони держали у лица, прикрывались от жара.
— Жи..лу... у...вел, — проскрипел полоз жутко. — Жи...лу...
Затем с размаху ударил головой в стену, начал погружаться
прямо в треснувшие камни. Гости замерев, смотрели как гигантское тело втянулось
следом, а в месте исчезновения осталось оранжевое пятно с человечью голову. От
пятна несло жаром, а капельки еще стекали по стене, застывая как натеки воска.
