И лишь тогда кто-то ахнул:
— Полоз!..
— Царь-полоз! — вскрикнул другой голос.
Толпясь, все жадно смотрели на то место, где прополз
Царь-полоз. Каменные плиты просели, через всю палату желтела оплавленная
борозда. Кое-где вздымались легкие дымки, быстро растворялись. Полоса была
широка, будто по плитам из старого коричневого воска прокатили горячий котел.
По всей борозде блестели раздавленные комья желтого металла. А в том месте
стены, куда уполз Царь-полоз, пятно было с конскую голову.
Кузя счастливо прижалась к Мраку:
— Спасибо! Какой ты у меня замечательный!
— Я? — удивился Мрак. — Тот большой червяк был совсем не я.
— Ты, — сказала Кузя убежденно. — Это ж ты его позвал! Я
сама видела, как ты пальцами шевелил!
Волхв бросился вперед, поспешно бросил священные травы в
след Царя-полоза, все-таки один из древних богов, которых новые низвергли до
демонов. Однако воины, похоже, в этот момент были сторонниками старой веры.
Смотрели жадными глазами, губы их шевелились. Во взглядах был расчет, плату на
этот раз стоит взять и на полгода вперед. Пока золота хватает...
Рогдай вскинул руки, гаркнул, враз обретя властный голос
царского воеводы:
— Тихо, все!.. Власть царя крепка, воины верны, а воеводы
служат верой-правдой! А что отыскался настоящий спаситель царя, то что ж... А
тебе, Волк, я говорю от имени царя-батюшки: запятнал ты воинскую честь.
Недозволено никому присваивать чужие заслуги. Даже во имя укрепления царства.
Честь дороже. Посему тебе надлежит немедля покинуть царские палаты и удалиться
в... ну, подальше от стольного града. Царь-батюшка укажет куда. А куда б я тебе
указал, сам знаешь.
Грянула мертвая тишина. Все замерли, боясь шевельнуть даже
пальцем. Всяк смотрел на Волка. Тот всегда был грозен, а воины с ним ходили
матерые, как один рослые, в бронзе, с суровыми лицами, но сейчас Волк был
страшен настолько, что даже его свирепые горцы отступили.
— Покинуть... — прохрипел Волк, и каждый содрогнулся от его
наполненного жаждой крови голоса. — Это мне покинуть?.. Да ты хоть знаешь,
старик, кому такое пищишь, как жалкая мышь?
За спиной Додона началось движение. Один за другим пятились,
высокая спинка царского трона уже не казалась надежной защитой. Воевода
бесстрашно взглянул в грозные очи воителя:
— Знаю. Что тебе захватить дворец, город и даже страну? У
тебя вон сколько мечей! Но как заставишь замолчать всех... всех!.. кто видел
Хозяйку и слышал, что сказала?
— Боги врут! — вскрикнул Волк бешено.
— Это им скажи, — воевода указал на молчаливую толпу. Под
взглядом Волка люди опускали головы и пятились. — Ты помнишь, как ты с сотней
воинов, что шли за тобой радо, с легкостью побил две тысячи ратников Тюпаря,
ибо те шли за ним по нужде?
Волк бешено пожирал взором старого воеводу. Глаза налились
кровью. Он весь раздулся, воздух вокруг него заструился, задрожал. Затем сквозь
сумасшествие в глазах проглянуло что-то новое. Он оглянулся на своих,
отшатнулся, вгляделся снова. Плечи медленно опустились. Чужим голосом
прохрипел:
— Ладно. Я уйду.
— Ты поступишь правильно, — сказал Рогдай.
— Но на этом наш разговор не закончится, — добавил Волк
зловеще.
— Я уже стар, — сказал Рогдай. — Мой смертный час близок.
— Ты услышишь обо мне раньше, — пообещал Волк. — Это и будет
твоим смертным часом. Как и других.
Он повернулся и быстро пошел к выходу. Толпа расступалась с
такой поспешностью, что кто-то упал, запутавшись в своих ногах, отползал с пути
грозно шагающего Волка на карачках, но никто не засмеялся.
Рогдай повернулся к застывшему Додону:
— Великий царь, боги помогли выявить правду!
Все взоры повернулись в сторону трона. Додон подвигался,
почерневший от горя и тревоги, простонал тоскливо:
— Кому нужна правда? Люди бьются за счастье, а не правду.
Простое человеческое счастье.
— Счастье стоит на правде, — ответил Рогдай, но уверенности
в голосе не было. Люди неуверенно зашумели. Додон отмахнулся с брезгливостью:
— До седин дожил, а речешь как младенец. Заяц и то петли
кидает, следы прячет, а уж люди... Ладно, сделанного не воротишь. Да, меня
спас... а вернее, вернул, не Волк, а беглый раб и вор. Мое слово неизменно: ему
вручаю руку Светланы, а с нею — и половину царства. Что, этого хотели?
Мрак исподлобья наблюдал за царем, толпой, охраной, даже
разбойниками Гонты, с которым пришел. Все, хоть знатные, хоть челядь,
переглядываются, на лицах облегчение пополам с досадой и тревогой. Облегчением,
что власть не взял в руки Волк, а досада и тревога, что трон зашатался с его
уходом.
Ховрах одобрительно похлопал Мрака по плечу:
— Я ж говорил? Если бы я не указал дорогу — чтоб ты нашел?
От хвоста уши. С тебя ковшик пива! Нет, даже два.
Мрак повернулся к Светлане. Его коричневые глаза впились в
ее лицо, и к несказанному облегчению увидел, что тревога покидает ее глаза.
Лохматый и свирепый с виду разбойник показался не так страшен, чем могучий
витязь Волк!
Толпа затаила дыхание. Мрак сделал шаг вперед. Разбойники с
Гонтой во главе одобрительно шумели. Светлана подняла на него глаза. Кузя
уцепилась за руку Мрака, сжала, вонзив коготки.
— Ты не пожалеешь, Светлана, — сказал он перехваченным
голосом. — Я чужак в этой стране, но я обучаюсь быстро... И я смогу стать твоим
настоящим защитником!
Светлана шире распахнула глаза. Гости заговорили между
собой. Разбойники подняли руки, орали весело. Додон недовольно нахмурил брови:
— Тихо! Объявляю, что свадьба состоится через неделю. А
сейчас бирючи пусть скачут во все концы Куявии. Пусть на свадьбу царской дочери
с... этим человеком явится всяк, кто пожелает!
Слева хихикнул Голик, сказал тихонько:
— Кто из знатных явится? Разве что голытьба всякая.
Кузя визжала и цеплялась за руку, пыталась карабкаться как
на дерево. В мертвенном бледном прекрасном лице Светланы впервые проступили
признаки жизни. На бледных щеках проступил легкий румянец, но глаза оставались
невеселыми. Мрак стиснул кулаки. Дурак, мечтал как прийдет, разом всех победит,
завоюет ее сердце... Но вот она рядом, вот ее трепетные пальцы, но что-то не
позволяет просто протянуть руку и взять!
Его поместили в светлой горнице, чистой и просторной. В
стенах по светильнику, широкое ложе в углу, стол, две лавки, на полу шкуры, на
стенах рога оленей, лосей, туров, оскаленная кабанья морда. И два окошка без
решеток, белые вышитые занавески.
