Сам Макрин не мог приехать в Рим, ему приходилось стеречь восточную границу империи, которой угрожало вторжение парфянских племен. В 217 году большая парфянская армия вторглась в Месопотамию, Макрин был разбит и вследствие этого пришел к нелегкому решению заключить с противником мир на очень невыгодных для Рима условиях. Весной того же года Макрин вынужден был уступить парфянам спорные территории, выдать им пленных и выплатить парфянскому царю огромную контрибуцию в 50 миллионов сестерциев. И все же на новых выпущенных монетах Макрин повелел вычеканить Victoria Parthica, Парфянская Победа. В войне с армянами цезарь тоже не добился успехов.
Теперь цезарь выбрал для проживания Антиохию, большой, прекрасный город, вел жизнь неторопливую, не очень обременяя себя государственными делами. Недоброжелатели язвили, что большая часть времени императора уходит на выращивание модной бородки, на неторопливые прогулки с друзьями и непринужденные разговоры с ними. В этом видели желание Макрина походить на знаменитого Марка Аврелия. Старшее поколение еще помнило этого выдающегося государя, но эти люди лишь посмеивались над попытками теперешнего бесталанного правителя подражать великому цезарю. Макрин и в самом деле охотнее посидел бы в цирке, на любом представлении для простого люда, или полюбовался бы зрелищем, устроенным на потребу черни. Но положение обязывает — приходилось заниматься делами, не приносящими удовольствия. Главное же, не было необходимости по уши сидеть в государственных заботах — этим занимались специально подобранные люди, а времена наступили спокойные, стране не угрожали вторжения врагов. Кроме того, Макрин любил долго одеваться, выбирая красивую одежду, и этому занятию посвящал немало времени.
Но все бы ничего — эти привычки из обычных человеческих слабостей, — если бы не одно обстоятельство. Такой образ жизни правителя очень раздражал солдат, идеалом которых был Каракалла — энергичный, вечно в заботах о своих солдатах, вечно окруженный военными. Возмущались и легионеры на отдаленных воинских базах, постепенно приходивших в упадок без постоянных дотаций, без привычных стычек с неприятелем, без ободряющих речей императора. В эти далекие края легионы были посланы еще Каракаллой, готовилась война с парфянами. Война, тем не менее, не принесла римлянам ни победы, ни ожидаемой славы и трофеев. И теперь солдаты чувствовали себя обманутыми, им бы хотелось вернуться в родные края, а Макрин зачем-то продолжал держать на восточных границах большие скопления войск, должно быть, надеясь, что ситуация как-то сама собой разрядится.
По этой причине он и в столицу не спешил возвращаться, хотя там все очень его ждали. Время шло, больше тянуть было невозможно, и Макрин сделал неудачный ход. Он объявил, что вновь поступающие на воинскую службу солдаты будут получать такое жалованье, которое им положил еще Септимий Север. Каракалла же неоднократно повышал жалованье легионерам. И хотя такое постановление ни в чем не ущемляло прав уже служащих военных и не ухудшало их положения, они встревожились, усмотрев в этом нехорошие перспективы на будущее.
Возможно, Макрин понимал вызванное его распоряжениями недовольство армии, но меры принял весьма своеобразные: потребовал от сената причислить Каракаллу к сонму богов. Покойного императора признали богом, построили ему храм, стали совершать жертвоприношения. Если Макрин и в самом деле сыграл решающую роль в ликвидации своего предшественника на троне, то это была какая-то насмешка судьбы: убийца обожествил свою жертву!
В мае 218 года по стране с грохотом прокатилась весть: в священном городе Эмесе появился легальный наследник Каракаллы, его сын. Не прошло и месяца, как Макрина с его защитниками разгромили. Всеми оставленный, он вынужден был бежать, переодевшись простым солдатом. Хотел добраться до Рима кружным путем, через страны Малой Азии, но был схвачен в Халцедоне и отправлен обратно в Антиохию — на простой телеге, как обычный преступник. По дороге он узнал, что убит его сын, Диадумениан, которого он всего месяц назад сделал Августом, своим соправителем. Юноша попытался сбежать в Парфию, но был пойман и убит. Узнав об этом, Макрин попытался свести счеты с жизнью, бросившись с телеги, проезжавшей по узкой горной тропе, в пропасть. Упал неудачно, отделался лишь переломом ключицы. Вскоре его убил какой-то центурион, и тело цезаря лежало непогребенным несколько дней у самой дороги, чтобы этим зрелищем мог насладиться его преемник, четырнадцатилетний мальчик, якобы сын Каракаллы, вошедший в историю под именем Гелиогабала.
ГЕЛИОГАБАЛ
Varius Avitus
204 г. — 11 марта 222 г.
Правил под именем Imperator Caesar Marcus Aurelius Antoninus Augustus с 16 мая 218 г. до 11 марта 222 г.
Не был причислен к сонму богов
ИЗ ЭМЕСЫ В РИМ
Эмеса (современный Хомс), сирийский городок на реке Оронте, в древности была крупным религиозным центром. Сюда приезжали поклониться семитскому богу солнца Elab Gabal, Властелину Горы. Греки переделали древнее семитское имя на свой лад, назвав его Гелиогабалом (греч. helios, как известно, означает «солнце»). Проживающий там в описываемое время историк Геродиан так описывал храм верховного божества в этом городке:
Огромный храм весь сверкает золотом, серебром и драгоценными камнями. Поклоняются божеству не только местные жители, но и все соседние сатрапы и вожди варваров. Ежегодно они присылают в храм богатейшие дары. Никакой статуи в храме нет, как это принято у греков и римлян, вообще нет никакого изображения бога, сделанного человеком. Почитают там огромный камень, внизу круглый, сужающийся кверху и заканчивающийся острием. Камень весь черный. О нем говорят, что упал с неба. Выпуклости и углубления на поверхности черного камня тоже сделаны не людьми, они-то и свидетельствуют о том, что он изображает Солнце.
Должность главного жреца храма, как это обычно бывало, вероятно, и здесь сохранялась в ведении одной семьи, переходя от поколения к поколению. Во времена Коммода им был Юлий Бассиан, сириец по происхождению, но гражданин Рима, о чем свидетельствует его фамилия. У него были две дочери, Юлия Домна и Юлия Меза. С первой из них познакомился Септимий Север, когда командовал легионом в Сирии, а женился на ней через несколько лет, став наместником Галлии Лугдунской. Когда же Септимий Север стал императором, его жена, естественно, оказалась первой дамой империи, причем в данном случае отнюдь не номинально, а по сути. Женщина умная, образованная, энергичная и честолюбивая, она оказывала огромное влияние на развитие государственных дел как при жизни мужа, так и после его смерти, когда правителем стал Каракалла.
Карьера Домны оказала влияние и на судьбу ее сестры, Юлии Мезы. Та тоже переселилась в Рим, постоянно пребывала в императорском дворце и скопила огромные богатства. Она вышла замуж за Юлия Авита, который тоже был родом из Сирии. Он быстро делал карьеру, поднимался вверх по ступенькам государственной лестницы и достиг наивысшей — был избран консулом. Умер он около 218 года на Кипре, оставив жене двух дочерей, Соэмию и Мамею. Обе они тоже вышли замуж за сирийцев. Муж Соэмии, эквит Варий Марцелл, потом стал сенатором и наместником Нумидии. У них с Соэмией было несколько детей, в том числе и сын Авит, унаследовавший имя деда. Муж Мамеи выше звания эквита не поднялся. Его сын, Алексиан, по прадеду с материнской стороны унаследовал его прозвище — Бассиан.
