Все эти экстравагантности Луция Вера не могли нравиться серьезному Марку Аврелию, но он очень тактично проявлял свое недовольство. Когда, например, Луций Вер пригласил его к себе на очередной роскошный пир, император провел пять дней в доме своего брата, зятя и соправителя, но все эти дни работал в особом помещении и занимался там государственными делами, в том числе рассматривал и судебные тяжбы, в то время как неисправимый Луций все время лишь развлекался. Случались и другие поводы для недоразумений. Сразу же после возвращения из Сирии Луций с разбегу позволил себе проявить больше самостоятельности и даже издавал отдельные постановления, не посоветовавшись с братом. Марк Аврелий не выносил некоторых приближенных брата и не скрывал этого. Однако до открытого конфликта дело никогда не доходило, за что следует уважать обоих. Ведь самое трудное — поделиться властью. И в самых серьезных случаях Луций Вер всегда подчинялся авторитету брата.
Тем временем на севере вновь сгущались тучи, Риму грозили обвальные вторжения германских племен и сарматов. Граница по Дунаю оказалась нарушенной в нескольких местах, варварское половодье затопило альпийские и паннонские провинции. Пройдя через горы, маркоманы и квады вторглись в пределы Италии и осадили Аквилею. Оба цезаря возглавили армию и повели легионы к границам империи. Происходило это осенью 167 года. Поскольку уже много лет нога врага не ступала на римскую землю, римляне отвыкли воевать и солдаты испытывали робость. В такой ситуации присутствие среди воинов верховных правителей было весьма желательно, хотя ни трт ни другой не отличались особой боевитостью и не имели военного опыта. Марк Аврелий выполнял свой воинский долг с полной отдачей и со всей решительностью, как, впрочем, он выполнял и все другие государственные обязанности. Луций Вер ограничился тем, что во всем следовал брату. Правда, под Аквилеей молодой цезарь нередко предпочитал охоту исполнению воинского долга, но когда германцев заставили снять осаду с Аквилеи и они поспешили скрыться за Альпами, Луций отправился вместе с братом дальше, за Дунай.
После того как враг был отогнан и граница укреплена, Луций принялся убеждать брата поскорее вернуться в столицу. Оба цезаря решили возвращаться в Италию. Происходило это в начале 169 года. Из Аквилеи они на одном рыдване двинулись в направлении к Патавиуму, современной Падуе. Когда уже подъезжали к Альтинуму, Луций пережил апоплексический удар, в результате которого потерял речь и через три дня умер. Было ему 39 лет, а царствовал он 8 лет.
Марк Аврелий до конца оставался лояльным по отношению к брату. Он повелел поместить прах Луция в мавзолей Адриана и добился в сенате зачисления покойного в сонм богов.
Подводя итоги, можно сказать, что Луций Вер был первым из «божественных цезарей», который не имел никаких заслуг перед империей. Правда, он не запятнал себя никаким политическим преступлением и даже не был замечен в злоупотреблении властью. Последнее при определенных обстоятельствах тоже можно счесть заслугой.
МАРК АВРЕЛИЙ
Marcus Annius Catilius Severus
26 апреля 121 г. — 17 марта 180 г.
Со 130 г. именовался Marcus Annus Verus, а со 139 г. Marcus Aelius Aurelius Verus Caezar.
Правил с 7 марта 161 г. до 17 марта 180 г. как Imperator Caezar Marcus Aurelius Verus Augustus.
Был причислен к сонму богов
ДВА ПОРТРЕТА
Этого цезаря наши современники могут легко представить по его превосходному конному портрету, хорошо сохранившемуся. Причем мы получаем представление не только о внешнем облике императора. Автору скульптуры удалось передать нечто большее: и характер императора, и суть его правления. Как уже сказано, бронзовый монумент неплохо сохранился.
Портрет особенно хорошо знаком нам, полякам. Ведь каждый образованный поляк знает хрестоматийное описание Марка Аврелия в поэме Адама Мицкевича «Дзяды».
Сулят народам счастье и покой
Его глаза. В них мысли вдохновенье. Величественно поднятой рукой
Всем гражданам он шлет благословенье. Другой рукой узду он натянул,
И конь ему покорен своенравный,
И, кажется, восторгов слышен гул:
«Вернулся цезарь, наш отец державный!»
И цезарь едет медленно вперед,
Чтоб одарить улыбкой весь народ.
Скакун косится огненным зрачком
На гордый Рим, ликующий кругом.
И видит он, как люди гостю рады.
Он не заставит их просить пощады.
И дети близко могут зреть отца,
И мнится — ждет бессмертье мудреца,
И нет ему на том пути преграды
[30].
Преграды к бессмертью и в самом деле нет, Марк Аврелий был причислен к сонму богов, а среди людей навечно снискал признательность.
Но давайте вернемся к Мицкевичу, к третьей главе его «Дзядов». Помните сценку? Там, где речь идет об А. Пушкине и А. Мицкевиче. «Укрывшись под одним плащом, стояли двое в сумраке ночном» перед Медным всадником в Петербурге.
Один, гонимый царским произволом,
Сын Запада, безвестный был пришлец,
Другой был русский, вольности певец,
Будивший Север пламенным глаголом…
Гость молча озирал Петров колосс,
А русский гений тихо произнес:
Вершителю столь многих славных дел
Воздвигла монумент Екатерина.
Тут скакуну немедля шпоры дал
Венчанный самодержец в римской тоге,
И вихрем конь взлетел на пьедестал,
И прянул ввысь, над бездной вскинув ноги.
Царь Петр коня не укротил уздой,
Во весь опор летит скакун лихой,
Топча людей, куда-то буйно рвется,
Сметая всё, не зная, где предел, Одним прыжком на край скалы взлетел,
Вот-вот он рухнет вниз и разобьется,
Но век прошел — стоит он, как стоял…
Это — портрет Петра, его России. Нам же пора вернуться к седой древности. Цитируя поэму Мицкевича дальше:
Нет, Марк Аврелий в Риме не таков.
Народа друг, любимец легионов, Средь подданных не ведал он врагов,
Доносчиков изгнал он и шпионов. Им был смирён домашний мародер,
Он варварам на Рейне и Пактоле Сумел не раз кровавый дать отпор, —
И вот он с миром едет в Капитолий.
В Древнем Риме на чудесной площади между тремя дворцами некогда был воздвигнут этот памятник, представлявший цезаря на коне. Уникальное по тому времени произведение искусства: самый старый из сохранившихся до наших дней прообраз неисчислимого множества подражаний. Всадник на коне с тех пор стал непременной принадлежностью всякого мало-мальски уважающего себя города. Первоначально памятник установили на площади Латерана, и там, некогда позолоченный, он простоял с древнейших времен. На Капитолий перенесли его в 1538 году. Просто удивительно, что столько времени, столько столетий, он простоял в целости, не пострадав от исторических и природных потрясений. Ведь хорошо известно, с каким ожесточением расправлялось человечество на протяжении веков со всеми памятниками минувших эпох. Особенно пострадали от воинствующего христианства памятники языческой культуры, когда скульптуры греческих и римских богов или просто безжалостно разрушали, или переплавляли в изображения христианских святых. Марка Антония, по всей вероятности, спасло то обстоятельство, что его приняли за статую Константина Великого, столь чтимого христианами. В настоящее время вы не увидите у Капитолия этот памятник, поскольку он очень пострадал от вредной для бронзы атмосферы большого города и им вынуждены были заняться реставраторы
[31]. Остается надеяться, что им не придет в голову опять покрыть бронзу позолотой. Есть нехорошая примета: когда весь памятник опять целиком засияет золотом, наступит конец света.
