Когда умер отец, Гете не исполнилось еще и 22 лет. Каракалла был на три года старше брата. Оба брата почти с самого детства ненавидели друг друга, а теперь оказалось, что у них формально абсолютно одинаковые права на императорскую власть. Каракалла всегда проявлял больше активности, по отношению к брату часто был даже агрессивным, к тому же Север чаще занимался им, как старшим, приучая и к военному делу, и к политической активности. Под влиянием матери и нажимом отца братья вынуждены были смирять свою неприязнь; над гробом отца они поклялись жить мирно. Однако уже по пути к Риму прежняя ненависть вспыхнула с новой силой. Они демонстративно отделились друг от друга, никто не видел их вместе. Останавливались они на разных постоях, никогда не садились за один стол, и каждый из них, не скрываясь, выражал опасение быть отравленным за столом брата. Некоторые историки утверждали, что Каракалла собирался убить брата еще в Британии или где-нибудь по пути, но не решился, убедившись, какой популярностью пользуется Гета у легионеров.
У въезда в Рим народ и сенат встретили молодых цезарей с положенной торжественностью. Римляне в траурных одеждах, с лавровыми ветвями, сенаторы в своих речах с одинаковым почтением высказывались и о скончавшемся великом вожде, и о достойных его молодых преемниках. Братья в пурпурных плащах прошли во главе траурного шествия по улицам Рима, урну с прахом Севера несли оба консула, чей консулат пришелся на этот скорбный год. Как и пожелал Септимий Север, урну с его прахом поместили в мавзолее Адриана (современный замок Ангела), рядом с урной Марка Аврелия.
Оказавшись в императорском дворце на Палатине, братья своим поведением еще раз подтвердили недоверие друг к другу. Каждый расположился в особой части дворца, попытавшись превратить ее чуть ли не в крепость. Все входы во дворец приказано было запереть, оставив лишь один главный. Повсюду стояли отряды до зубов вооруженных самых преданных легионеров, преторианцев и гладиаторов. Встречались оба цезаря лишь на очень важных мероприятиях.
Одним из таковых была церемония провозглашения богом их скончавшегося отца. Таково было решение сената, и сделано это было в соответствии со старинной традицией. Восковую статую покойного, отличавшуюся большим сходством с цезарем, положили на погребальные носилки из слоновой кости и на высоком помосте выставили на народное обозрение перед входом в императорский дворец. Дорожка через всю площадь к подиуму была устлана дорогими коврами, ткаными золотом. По левую сторону от саркофага долгие часы ежедневно просиживали сенаторы в траурных одеждах, по правую — почтенные матроны в белых одеяниях и без каких-либо украшений. Так продолжалось семь дней, и каждый день к восковой статуе подходили врачи, внимательно осматривали ее и скорбно объявляли, что состояние здоровья императора снова ухудшилось. Наконец на седьмой день возвестили о кончине властителя. Тогда молодые люди из самых знаменитых родов и представители эквитов на руках подняли носилки и понесли их по святому пути из Палатина на Форум Романум. Там умершего отпевал хор мальчиков и девочек из семей римской знати. Затем процессия отправилась за пределы города, на Марсово поле, где уже высилась внушительная деревянная постройка из пяти шестигранников, поставленных один на другом. Наружные стены этого строения украшали статуи из мрамора и слоновой кости, живописные изображения и драгоценные ковры, а внутренность была набита хворостом.
Носилки подняли на второй ярус и со всех сторон окружили грудами всевозможных благовоний. Их было очень много, ведь каждая провинция, каждый крупный город считали своей святой обязанностью внести свой вклад в столь угодное богам дело и почтить великого вождя. Вокруг же самой постройки собрались все самые известные в стране люди, пешком или верхом, и каждый на свой лад прощался с умершим. Затем площадь очистилась, и по ней промчались колесницы, причем все возницы были в пурпурных плащах, а на лице каждого надета маска, изображающая одного из великих римлян времен республики или империи. Это означало, что теперь с умершим прощается всё славное прошлое Рима. Наконец оба цезаря одновременно поднесли свои факелы к деревянной постройке, и тут же на самом верху открыли клетку, из которой взлетел вверх орел, символизирующий душу цезаря, божественно преобразившуюся и устремившуюся к небесам.
Итак, обожествленный цезарь, обратившись орлом, вознесся на Олимп, а его сыновья на грешной земле, отбросив все условности, вели уже неприкрытую борьбу. Конфликт разрастался и постепенно охватил всю столицу, точнее, высшие слои знати, ибо никто не мог остаться в стороне, хотя бы всей душой желал этого. Каждый сенатор, каждый высший чиновник, каждый эквит должен был определиться, на чьей он стороне. Цезари завалили работой своих сторонников, желая точно знать, за кого стоит тот или иной римлянин и нельзя ли его купить или угрозой добиться желаемого. Большинство, и это необходимо отметить, симпатизировало меньшему брату. Считалось, что Гета сохранит хотя бы видимость порядочности, он более восприимчив и человечен, а в его окружении много умных и образованных людей. Каракалла же отталкивал людей своей несдержанностью, вспыльчивостью, нежеланием выслушать и понять, а также необузданностью алчной до развлечений натуры. Его интерес составляло, правда, и военное дело.
Впрочем, недоразумения и даже вражда братьев наверняка возникли бы и при всей схожести их характеров, если бы так было. Может, они бы тогда не так ненавидели друг друга, но относились хотя бы терпимо. Все дело, разумеется, в том, что оба они обладали абсолютно равной властью, не ограниченной ни территориально, ни областью компетенции. Идея совместного правления на одинаковых условиях по самой своей сути не была жизнеспособна, ибо противоречила человеческой природе. Именно потому и пришли к единственно правильному выходу из создавшейся ситуации: раз нет никаких шансов совместно управлять всей империей, следует поделить страну на сферы влияния. Кто явился автором этой концепции, трудно сказать. Предполагали, что Юлия Домна, но вряд ли она первой высказала такую мысль, возможно, идея давно носилась в воздухе. Однако совещание по данному вопросу собралось у вдовствующей императрицы. В ее покои явились оба сына со своими советниками. Представленный на рассмотрение проект был прост. Все европейские и некоторые африканские провинции отдавались Каракалле, азиатские же, вместе с Египтом и Ливией, — Гете. Если верить Геродиану — а из древних историков только он написал об этом, — проект был отвергнут именно из-за Юлии Домны. Его уже почти приняли, уже стали разрабатывать детали и решать отдельные вопросы, когда Юлия Домна вдруг произнесла: «Ну, хорошо, как вы поделите мать? Вам придется сначала меня убить, чтобы затем разрезать на куски, которые каждый из вас похоронит на своей территории». Она расплакалась и горячо обняла обоих сыновей. Видимо, таким образом мать сделала еще одну попытку их примирить. На этом совещание и закончилось, братья ни с чем разошлись по своим укрепленным крыльям императорского дворца. Потом они уже никогда к этому вопросу не возвращались.
Юлия Домна действительно всегда пыталась помирить сыновей. Однако кто знает, какие, в самом деле, были истинные причины ее высказывания, когда она так горячо выступила против проекта раздела империи. Не исключено ведь, что она в глубине души вынашивала другие планы. Возможно, в период вечной вражды между братьями и их неспособности прийти ни к какому решению она желала быть единственным человеком, к которому обратятся как к последней инстанции? Тогда ее слово оказалось бы решающим и именно она, как наивысший авторитет для обоих цезарей, стала бы истинной властительницей империи.
