Рыцари гнались за каменотесами до самого леса, но там всадникам оказалось трудно преследовать пеших, и они повернули назад. К стоявшему над мертвым Жильбером Уильяму подъехал Уолтер. Перекрестившись, он произнес:
— Жильбер убил даже больше людей, чем я.
— Слишком мало таких, как он, чтобы я мог позволить себе потерять хотя бы одного из-за ссоры с проклятым монахом, — мрачно сказал Уильям. — О конях уж и говорить нечего.
— Ну и дела, — вздохнул Уолтер. — Эти люди сражались лучше, чем мятежники Роберта Глостера.
Уильям удрученно покачал головой.
— Не понимаю, — проговорил он, оглядывая тела убитых. — Ради чего, черт возьми, они так дрались?
Глава 9
I
На рассвете, когда большинство братьев собрались в крипте на утреннюю молитву, в опочивальне остались только двое: Джонни восемь пенсов, подметавший пол в одном конце комнаты, да маленький Джонатан, игравший в школу — в другом.
Приор Филип остановился в дверях и стал наблюдать за Джонатаном. Мальчику было уже почти пять лет. Он рос живым и смышленым и своей детской серьезностью очаровывал буквально всех. Джонни по-прежнему одевал его в крохотную монашескую сутану. Сегодня Джонатан играл роль учителя, дающего урок своим ученикам.
— Неправильно, Годфри! — строго говорил он, обращаясь к пустой лавке. — Останешься без обеда, если не выучишь главолы! — Он хотел сказать «глаголы». Филип умиленно улыбнулся. Сильнее любить он не смог бы даже собственного сына. Единственное, что давало ему истинную, не неподдельную радость в жизни, — это Джонатан.
Ребенок бегал по монастырю, как смешной щенок, обласканный монахами. Для большинства из них он был просто баловнем, забавной игрушкой, но для Филипа и Джонни он значил гораздо больше. Джонни любил его как мать, а Филип — хотя он и пытался скрыть это — чувствовал себя отцом мальчика. Сам Филип с детских лет воспитывался добрым аббатом, и теперь он находил вполне естественным, что должен сыграть в судьбе Джонатана ту же самую роль. Он не щекотал малыша и не сюсюкал с ним, как это делали другие монахи, а рассказывал ему библейские истории, учил читать и следил, чтобы Джонни хорошо заботился о нем.
Филип вошел в комнату и, улыбнувшись Джонни, сел на лавку с воображаемыми учениками.
— Доброе утро, отче, — с важным видом поздоровался Джонатан. Джонни научил его быть безупречно вежливым.
— Ну, хочешь в школу? — спросил Филип.
— А я уже знаю латынь, — похвастался Джонатан.
— Да ну?
— Да, вот послушай. Омниус плювиус бувиус тувиус номине патри амен.
Филип постарался не рассмеяться.
— Звучит действительно как латынь, однако не совсем верно. Брат Осмунд, наш учитель, научит тебя говорить правильно.
Джонатан был немного расстроен открытием, что латыни он, оказывается, не знает.
— Ну, тогда я могу быстро-быстро бегать. Смотри! — сказал малыш и пробежал из одного конца комнаты в другой.
— Прекрасно! — похвалил Филип. — Вот это действительно быстро.
— Ага… а могу еще быстрее…
— Только не сейчас, — попросил Филип. — Послушай меня минуточку. Я должен ненадолго уехать.
— А завтра вернешься?
— Нет, не так скоро.
— На следующей неделе?
— И даже не на следующей.
Джонатан выглядел озадаченным. В своем сознании он еще не мог заглянуть дальше следующей недели.
— Но почему?
— Мне нужно увидеть короля.
— А-а. — Слова приора мало что значили для мальчика.
— И пока я буду в отъезде, я хотел бы, чтобы ты ходил в школу. А ты хочешь?
— Конечно!
— Тебе уже почти пять лет. На следующей неделе твой день рождения, ведь ты попал к нам в первый день года.
— А откуда я появился?
— От Бога. Все в мире приходит от Бога.
Но этот ответ не удовлетворил Джонатана.
— Но где я был до того? — настаивал он.
— Мне сие неведомо.
Джонатан нахмурился. От этого его детское личико выглядело очень забавно.
— Но должен же я был где-то быть.
Филип понимал, что наступит день, когда кто-то должен будет объяснить Джонатану, как рождаются младенцы К счастью, это время еще не пришло. Он переменил тему.
— Пока меня не будет, я хочу, чтобы ты научился считать до ста.
— А я уже умею. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятырнадцать, шестырнадцать, семырнадцать…
— Что ж, почти правильно, — сказал Филип, — но брат Осмунд научит тебя считать дальше. В классе ты должен будешь сидеть смирно и во всем слушаться своего учителя.
— Я буду самым лучшим учеником в школе! — заверил его Джонатан.
— Посмотрим. — Филип внимательно посмотрел на малыша. Приор восхищался успехами ребенка, тем, как легко он все схватывает, как упорно он пытается говорить по-латыни, считать, быстро бегать. А может быть, это лишь прелюдия к истинной учености? На все Божья воля. Придет день, и Джонатан станет мужчиной. Каким он будет? Филипу не терпелось увидеть его взрослым. Но на это уйдут годы — столько же, сколько требуется на строительство собора.
— Дай я тебя поцелую и скажи «до свидания», — проговорил Филип.
Джонатан поднял личико, и Филип поцеловал его мягкую щечку.
— До свидания, отче, — пролепетал малыш.
— До свидания, сын мой, — тихо сказал приор.
Он ласково сжал руку Джонни Восемь Пенсов и вышел.
Выходящие из крипты монахи направлялись в трапезную. Филип прошел им навстречу и спустился в крипту, дабы помолиться за успех своей поездки.
Он был убит горем, когда узнал о случившемся на каменоломне. Пять человек погибли, и среди них — одна маленькая девочка! В тот день Филип закрылся в своем доме и плакал как дитя. Пятеро из его паствы, загубленные Уильямом Хамлеем и теми тварями, что были с ним… Филип знал их всех: Гарольд из Ширинга, бывший когда-то каменотесом лорда Перси; Черномазый Отто, с самого начала руководивший работами на каменоломне; красавец Марк, сын Отто; жена Марка Эльвина, любившая по вечерам играть на колокольцах, и маленькая Норма, семилетняя внучка Отто, отрада его души. Сердечные, богобоязненные, трудолюбивые люди, которые вправе были ожидать от своих господ доброго и справедливого отношения. Уильям перерезал их, как лис цыплят.
Филип очень горевал по ним, а затем отправился в Ширинг требовать справедливости. Однако тамошний шериф наотрез отказался что-либо предпринимать.
