Несколько всадников Ричарда уже сторожили ворота, двое взобрались на зубчатые стены и разоружили охрану.
Через створ ворот Алина увидела, как к замку несутся главные силы, и внутри у нее все затрепетало от радости.
— Мы сдаемся мирно, без боя! — громко кричала Элизабет. — Никто из вас не пострадает, я обещаю вам. Спокойствие, только спокойствие!
Все застыли как вкопанные, прислушиваясь к грохоту копыт, доносившемуся из-за стен. Воины Майкла тоже растерялись, не зная, как поступить: их старший погиб, а графиня приказывала всем сложить оружие. Слуги, похоже, так до конца и не поняли, что же произошло.
И вот сам Ричард показался в воротах.
Минута была настолько торжественной, что сердце Алины переполнилось гордостью. На лице брата сияла улыбка победителя, он был поистине красив на своем разгоряченном коне.
— Вот он, законный граф! — крикнула Алина.
Ехавшие за Ричардом воины подхватили клич, к ним присоединились многие из толпы — те, кто всю жизнь страдал от Уильяма и ненавидел его. Ричард медленно объезжал собравшихся во дворике, помахивая им рукой и принимая поздравления.
А Алина вдруг вспомнила, сколько же ей довелось пережить, через что пришлось пройти ради этой минуты. Ей исполнилось тридцать четыре, и ровно половина из этих лет ушла на то, чтобы сегодняшний день стал явью. Вся моя взрослая жизнь, подумала она; вот какова цена этого торжества. Память возвращала ее к тем дням, когда ей приходилось до боли в руках набивать шерстью огромные тюки; перед глазами проплывали лица людей, встречавшихся ей на пути: жадные, жестокие, похотливые, которые не моргнув глазом лишили бы ее жизни, если бы она только позволила себе на мгновение расслабиться. Она вспомнила, как скрепя сердце отвергла любовь дорогого ей Джека и стала женой Альфреда и как потом месяцами спала на полу в ногах его кровати; а все из-за того, что Альфред обещал помочь Ричарду оружием, чтобы тот смог вернуть себе этот замок.
— Ну вот, отец, — произнесла она вслух. Ее никто не слышал, все были слишком возбуждены. — Ты ведь хотел этого, — сказала она, обращаясь к умершему отцу, ощущая на сердце смесь горечи и великой радости победы. — Я поклялась тебе и сдержала свое слово. Я заботилась о брате, а он без устали сражался все эти годы — и вот мы наконец дома, и Ричард теперь законный граф. А сейчас… — Голос ее перешел на крик, но вокруг кричали все, и никто не заметил слез, катившихся по ее щекам. — А сейчас, отец, все, отправляйся с миром обратно в могилу и оставь меня!
Глава 16
I
Ремигиус даже в нужде выглядел заносчивым и надменным. Он вошел в графский дом в родовом имении Хамлеев с высоко поднятой головой и поверх своего длинного носа осмотрел толстые грубые балки, на которых держалась крыша, мазанные глиной стены, открытый очаг на утрамбованном земляном полу.
Уильям ненавидящим взглядом следил за ним. Я могу быть в беде, но тебе все равно сейчас хуже, чем мне, подумал он, заметив, что на монахе чиненые-перечиненые сандалии, грязное платье, что он давно не брился и волосы его забыли, что такое гребень. Ремигиус никогда не отличался особой полнотой, но сейчас был просто тощим; самонадеянное выражение на его лице не могло тем не менее скрыть от постороннего взгляда морщин усталости и синюшного цвета мешков под глазами — явных признаков тяжелой неудачи, которую он потерпел. Но Ремигиус был еще не до конца сломлен; побит, и сильно, — да, но надежда в нем еще теплилась.
— Благослови тебя Господь, сын мои, — сказал он, обращаясь к Уильяму.
— Что тебе нужно, Ремигиус? — Уильям умышленно опустил обращение «святой отец» или «брат», чтобы задеть монаха.
Ремигиуса передернуло, словно от боли. Граф почувствовал, что редко в своей жизни тому приходилось испытывать подобное обращение со стороны кого бы то ни было.
— Земли, которые ты подарил мне, как главе капитула в Ширинге, вновь перешли к графу Ричарду, — сказал Ремигиус.
— Ничего удивительного, — ответил Уильям. — Все теперь должно быть возвращено прежним владельцам.
— Но я лишился всех средств к существованию.
— Не ты один, — небрежно бросил ему Уильям. — Придется тебе возвращаться в Кингсбридж.
Ремигиус побелел от злобы.
— Я не могу, — сквозь зубы процедил он.
— Почему же? — Уильям явно решил поиздеваться над стариком.
— Тебе известны причины.
— Боишься, Филип скажет тебе, что нехорошо выпытывать секреты у маленьких девочек? Ты думаешь, он считает тебя предателем потому, что ты выдал мне, где находился лагерь разбойников? Или ты ждешь, что он рассердится из-за того, что тебя назначили настоятелем новой церкви, которую начали строить на месте той, что принадлежала ему? Ну тогда, думаю, тебе и впрямь не стоит возвращаться.
— Дай мне хоть что-нибудь, — жалобно произнес Ремигиус. — Одну маленькую деревню. Крошечное хозяйство. Церковку.
— За поражение вознаграждений не дают, монах, — сурово сказал Уильям. В эту минуту он испытывал пьянящее чувство превосходства над этим человеком. — Никому в этом мире за пределами монастыря ты не нужен. Утки поедают червей, лисы охотятся за утками, человек убивает лис, а дьявол охотится за человеком.
— Что же мне делать? — Ремигиус перешел на шепот.
Уильям ухмыльнулся и сказал:
— Попрошайничать.
Монах молча повернулся и вышел из дома.
«Надо же, гордый, — подумал Уильям, — но ничего, скоро эта спесь слетит с тебя. Поплачешь».
Ему доставляло неизъяснимое удовольствие видеть, как судьба бьет кого-то больнее, чем его самого. Он никогда не забудет мучительной боли, которую испытал, стоя у ворот своего замка и не имея возможности войти. Ему сразу показалось подозрительным, когда Ричард со своими людьми спешно покинул Винчестер; а как только был подписан мирный договор, его подозрения переросли в терзавшую душу тревогу, и он со своими рыцарями опрометью бросился в Ерлскастл. Его охраняла небольшая группа воинов, и он надеялся застать Ричарда в полях, готовящим осаду. Подъехав к замку и убедившись, что все спокойно, он начал корить себя на чем свет стоит за то, что связал отъезд Ричарда с угрозой себе.
Но, приблизившись в стенам замка, Уильям увидел, что мост поднят. Он остановился у самого обрыва глубокого рва и закричал:
— Откройте графу!
И тут на парапетной стене появился Ричард.
— Граф в замке, — сказал он.
У Уильяма земля поплыла под ногами. Он всегда боялся Ричарда, всегда считал самым опасным своим врагом, но никогда не думал, что окажется таким беззащитным сейчас, именно в этот момент. Настоящей угрозы своей власти он ждал только после смерти Стефана, когда на трон взошел бы Генрих, а до этого можно было спокойно жить еще целых десять лет. Только теперь, когда он сидел в скромном доме Хамлеев, размышляя над ошибками, которые допустил, он понял, насколько Ричард оказался умнее и хитрее. Ему удалось проскочить в крошечную щель: его нельзя было обвинить в нарушении мира в королевстве, поскольку воина еще продолжалась, а его притязания на графство были вполне законными согласно новому мирному договору. А у стареющего, уставшего и разгромленного Стефана уже не оставалось сил для новых сражении.
