— У тебя есть ключ? — обратился он к Томасу. Потом помедлил и добавил: — Милорд архиепископ.
Томас покачал головой:
— На моей памяти этим ходом никогда не пользовались.
Дверь, судя по виду, была не особо крепкой, но Филипу исполнилось уже шестьдесят два, и грубая сила никогда не была одним из его достоинств. Он сделал шаг назад и ударил по двери ногой. Острая боль пронзила ногу. Дверь содрогнулась и треснула. Приор крепко сжал зубы и двинул по ней еще раз. Она с шумом распахнулась.
Филип взглянул на Томаса. Тот все еще, казалось, колебался: бежать — не бежать. Возможно, до него еще не дошло, как до Филипа, что такое количество рыцарей и тщательная подготовка захвата дворца говорили о смертельно опасных намерениях нападавших. И в то же время приор понимал, что не следует пытаться напугать архиепископа, чтобы убедить его бежать. Вместо этого он сказал:
— Время вечерней молитвы. Не следует позволять каким-то горячим головам срывать обряд богослужения.
Томас улыбнулся: его собственные слова приор сумел обратить против него же.
— Хорошо, — сказал он и встал.
Филип пошел первым, чувствуя, с одной стороны, облегчение оттого, что заставил архиепископа двинуться с места, с другой — тревогу за то, что тот, как ему показалось, шел недостаточно быстро. Потайной ход вел вниз по ступенькам. Темно — хоть глаз коли; свет падал только из спальни архиепископа. Наконец они уперлись еще в одну дверь; она была намного крепче и не открывалась. Филип начал стучать по ней что было сил и звать на помощь:
— Помогите! Отоприте дверь! Скорее, скорее!
В голосе своем он уловил панические нотки и сделал над собой усилие, чтобы успокоиться. Но сердце, не слушаясь, продолжало рваться из груди: он чувствовал, что рыцари Уильяма идут за ними по пятам.
Филип снова и снова барабанил по двери и кричал. Голос Томаса на мгновение остановил его:
— Филип, прошу тебя, помни о своем сане. Сохраняй достоинство. — Но приор тут же вновь принялся колотить в дверь. Ему важно было сейчас сохранить достоинство архиепископа. Свое было уже не в счет.
Прежде чем Томас снова успел подать свой протестующий голос, до них донесся скрип отодвигаемого засова, потом в замке повернулся ключ, и дверь открылась. У Филипа камень свалился с души. Перед ними стояли два опешивших келаря. Один из них с удивлением произнес:
— Даже не подозревал, что эта дверь куда-то ведет.
Филип нетерпеливо рванулся вперед и оказался в монастырских погребах. Он с трудом протиснулся мимо бочек с вином до следующей двери и, распахнув ее, вырвался на свежий воздух.
Темнело. Филип находился в южной галерее главного здания. В дальнем конце ее он, к своей огромной радости, заметил широкую дверь, которая вела в северный неф Кентерберийского собора.
Они были почти в безопасности.
Оставалось только укрыть Томаса в соборе, прежде чем рыцари Уильяма догонят их. Все приближенные архиепископа уже вышли из погребов.
— В церковь, быстро! — скомандовал приор.
— Нет, Филип. Спешить не стоит, — сказал Томас. — В собор мы войдем с чувством собственного достоинства.
Филипу хотелось взвыть от отчаяния, но он поборол себя и спокойно произнес:
— Конечно, милорд.
До его слуха уже долетал грозный топот ног из потайного хода: рыцари, конечно, взломали дверь в спальню и нашли ведущую в него дверь. Он прекрасно знал, что главной защитой архиепископа было его собственное достоинство, но большой беды не будет, если они все же поторопятся укрыться в соборе.
— Где мой архиепископский крест? — спросил Томас. — Я не могу входить в церковь без него.
Филип от отчаяния глубоко вздохнул.
Кто-то из священников сделал шаг вперед:
— Я захватил его. Вот он.
— Будешь нести его впереди меня, как подобает, — сказал Томас.
Священник поднял крест над головой и поспешил к двери в церковь.
Томас последовал за ним.
У самого входа монахи и священники из окружения архиепископа выстроились впереди него, как того требовал церемониал. Филип шел последним в их группе. Он придержал дверь, давая Томасу пройти. В этот момент двое рыцарей выскочили из подземелья и побежали по южной галерее.
Приор закрыл дверь в неф и задвинул тяжелый засов. Почувствовав, что самое страшное осталось позади, он повернулся и с облегчением прислонился спиной к двери.
Томас уже шел через узкий неф к ступенькам, ведущим в северный придел алтаря, но, услышав, как лязгнул засов, неожиданно остановился и обернулся.
— Нет, Филип, — произнесен.
У приора перехватило дыхание.
— Но, милорд…
— Это храм Божий, а не замок. Отопри дверь.
Дверь содрогалась под ударами рыцарей.
— Я боюсь, они хотят убить тебя! — сказал Филип.
— Тогда запирай не запирай — все равно не поможет. Знаешь, сколько дверей в этой церкви? Открой.
Рыцари продолжали молотить по двери теперь уже, похоже, секирами.
— Ты мог бы укрыться. — В голосе Филипа звучало отчаяние. — Здесь столько мест, где тебя не найдут. Вот вход в усыпальницу.
— Прятаться? В моей собственной церкви? И ты бы сам так поступил?
Филип пристально смотрел на Томаса.
— Нет, — наконец ответил он.
— Тогда отопри засов.
С болью в сердце приор повиновался.
Рыцари ворвались в собор. Их было пятеро. Лица были скрыты под шлемами. В руках у всех — мечи и секиры. Они были похожи на посланцев ада.
Филип говорил себе, что нельзя показывать свой испуг, но, глядя на острые лезвия мечей, он невольно содрогался от страха.
Один из рыцарей закричал:
— Где Томас Бекет, этот изменник королю и королевству?
— Где предатель? Где архиепископ? — подхватили остальные. В церкви было уже почти совсем темно, лишь несколько свечей освещали ее тусклым светом. Монахи все были в черном, да и забрала на шлемах рыцарей мешали им различать лица. Нежданный луч надежды мелькнул у Филипа: может быть, в темноте они не найдут Томаса? Но архиепископ тут же перечеркнул ее: он спустился по ступенькам навстречу заговорщикам и сказал:
— Я здесь, но не изменник королю, а слуга Господу. Что вам нужно?
Он открыто смотрел в глаза этим преступникам, вооруженным до зубов, и Филип вдруг отчетливо осознал, что сегодня, на этом самом месте, Томас умрет.
Люди из окружения архиепископа, очевидно, почувствовали то же самое, потому что некоторые из них побежали. Кто-то скрылся во мраке алтаря, некоторые поспешили смешаться с толпой прихожан, ожидавших в нефе начала службы, а один рванул на себя дверь на лестницу и стал быстро взбираться по ней. Отвращение овладело Филипом.
