«Может быть, это на самом деле так», — размышлял Уильям. Допрос пленного оказался не таким простым делом, как ему казалось. Он задумался.
— Что сказал тебе граф, когда ты появился в его покоях?
— Он поприветствовал меня и поблагодарил за мой визит.
Уильяму показалось, что глаза Жильбера подозрительно забегали.
— Что еще? — спросил он.
— Он поинтересовался, как моя семья, как имение.
— Больше ничего?
— Ничего. Почему тебя интересует, что он сказал?
— А говорил ли он что-нибудь о короле Стефане и королеве Мод?
— Ничего. Поверь мне!
Жильбер не мог больше держать колени поджатыми, и его ноги стали опускаться в разгорающийся костер. Но через секунду он взвыл от нестерпимой боли, и его тело забилось в конвульсиях, а колени мгновенно согнулись. Он решил, что сможет ослабить свои страдания, если будет раскачивать ноги туда-сюда. Однако каждый раз, когда ступни оказывались в пламени, из его груди вырывался крик.
Уильяма мучили сомнения: может быть, Жильбер все же говорит правду? Поди узнай. И вероятно, наступит момент, когда муки станут просто невыносимыми и, отчаявшись получить облегчение, этот старый вояка будет готов сказать все, что угодно. Поэтому очень важно, чтобы он не догадался, что от него хотят услышать. И кто бы мог подумать, что пытать людей — такое трудное занятие.
Он заставил себя говорить спокойно и даже непринужденно.
— Ну и куда же ты сейчас направляешься?
— Ну тебе-то что до этого? — завопил Жильбер от боли и досады.
— Так куда же?
— Домой.
Похоже, способность быстро соображать покидала его. Уильям знал, где он живет: отсюда на север. Жильбер ехал не в том направлении.
— Куда ты направляешься? — снова спросил Уильям.
— Что тебе от меня надо?
— Я знаю, что ты врешь, и хочу, чтобы ты сказал мне правду. — Уильям услышал, как Уолтер одобрительно хрюкнул, и подумал: «У меня начинает получаться». — Итак, куда ты направляешься? — в четвертый раз повторил он.
Жильбер был слишком измучен, чтобы продолжать раскачиваться. Завывая от боли, он остановился над костром и, спасаясь от огня, вновь поджал ноги. Но уже разгоревшееся пламя лизало его колени. Уильям почувствовал показавшийся знакомым запах, от которого его слегка замутило, и через минуту он понял, что это был запах жарящегося мяса. Волосы, покрывавшие ноги Жильбера, обгорели, кожа начала чернеть и трескаться, а выступивший жир с шипением капал в костер. Уильям как зачарованный смотрел на мучения своего пленника. Крики несчастного приводили его в блаженный трепет. Ему было так приятно ощущать власть над этим человеком. Это чем-то напоминало ему ощущение, которое он испытывал, когда подкарауливал в каком-нибудь укромном месте девушку и, повалив ее на землю, задирал ей юбку, зная, что никто не услышит ее крики и ничто уже не сможет остановить его.
Почти с сожалением он снова произнес:
— Куда ты направляешься?
— В Шерборн! — завизжал Жильбер.
— Зачем?
— Во имя Иисуса Христа, умоляю, сними меня. Я все тебе расскажу.
Уильям почуял близкую победу. Его сердце радостно забилось. Осталось только чуть-чуть поднажать. Он повернулся к Уолтеру:
— Убери-ка его ноги из огня.
Схватив Жильбера за тунику, Уолтер потянул в сторону так, чтобы языки пламени больше не доставали до его ног.
— Ну, — сказал Уильям.
— В Шерборне и его окрестностях у графа Бартоломео пятьдесят рыцарей, — начал Жильбер, давясь от рыданий. — Я должен собрать их и привести в Ерлскастл.
Уильям улыбнулся. Ему было лестно осознавать, что все его догадки в точности подтвердились.
— И что же граф намерен предпринять с этими рыцарями?
— Этого он не сказал.
— Пусть он еще немного поджарится, — сказал Уильям Уолтеру.
— Нет! — взвизгнул Жильбер. — Я все скажу!
Уолтер колебался.
— Только быстро, — предупредил Уильям.
— Они собираются воевать за королеву Мод, против Стефана, — выложил Жильбер.
Вот оно — доказательство! Уильям наслаждался своим успехом.
— А если я спрошу тебя об этом перед моим отцом, подтвердишь ли ты сказанное только что? — спросил он.
— Да, да!
— А когда мой отец спросит тебя об этом перед сам им королем, скажешь правду?
— Да!
— Богом поклянись.
— Клянусь Господом Богом, я скажу правду!
— Аминь, — удовлетворенно произнес Уильям и начал затаптывать костер.
* * *
Они привязали Жильбера к седлу и, ведя его коня в поводу, шагом тронулись в путь. Несчастный рыцарь был чуть живой, и Уильям, опасаясь, что он умрет, старался обращаться с ним не слишком грубо, ибо от мертвого не будет никакого проку. А когда они переправлялись через ручей, он даже плеснул холодной воды на обожженные ноги Жильбера. Тот сначала застонал от боли, но, похоже, в конце концов это несколько облегчило его страдания.
Уильяма переполняло чудесное чувство триумфа, к которому примешивалось нечто вроде досады. Он еще никогда никого не убивал и теперь жалел, что не мог убить Жильбера. Ведь подвергнуть человека пытке и не убить его — это то же самое, что раздеть девчонку и не изнасиловать ее. И чем больше он об этом думал, тем больше ему хотелось женщину.
Может быть, когда доберется до дому… нет, там времени не будет. Ему придется обо всем рассказать родителям, и они захотят, чтобы Жильбер повторил свое признание в присутствии священника, а возможно, и еще каких-нибудь свидетелей, ну а затем они обдумают план захвата графа Бартоломео, который обязательно нужно осуществить завтра, пока Бартоломео не успел собрать слишком много воинов. И кроме того, Уильям еще не придумал, как исхитриться и овладеть замком без длительной осады…
Он ехал, погруженный в невеселые размышления о том, что, по всей вероятности, пройдет немало времени, прежде чем он хотя бы увидит более или менее привлекательную женщину. И тут прямо перед ним на дороге появилось то, о чем он сейчас мечтал.
Навстречу ему брела группка из пяти человек. И среди них была темноволосая женщина лет двадцати пяти, не девушка уже, но достаточно молодая. По мере ее приближения интерес Уильяма все возрастал: она была настоящей красавицей с мысиком сходящимися на лбу волосами и глубоко сидящими глазами насыщенного золотого цвета. У нее была стройная, гибкая фигурка и гладкая, загорелая кожа.
— Задержись, — сказал Уильям Уолтеру, — и загороди рыцаря, пока я буду с ними разговаривать.
Путники остановились и озабоченно посмотрели на Уильяма. Без сомнения, они составляли семью: высокий мужчина, бывший, очевидно, мужем, юноша, уже вполне взрослый, вот только без бороды, и две малявки. Мужчина показался Уильяму знакомым.
