— Довольно! — заревел чей-то могучий голос.
Противники замерли, и бой прекратился.
Тот же самый голос произнес:
— Бартоломео, граф Ширинг! Ты сдаешься?
Том увидел, как повернулся граф и взглянул на дверь. Рыцари расступились.
— Хамлей, — неуверенно прошептал граф. Затем он повысил голос и сказал: — Обещаешь ли ты, что не тронешь мою семью и моих слуг?
— Обещаю.
— Поклянись.
— Клянусь Богом.
— Я сдаюсь, — проговорил граф Бартоломео.
Том обернулся. Через весь зал к нему бежала Марта. Он подхватил ее на руки, а затем подошел и обнял Эллен.
— Мы спасены! — воскликнула она со слезами на глазах. — Мы все спасены.
— Спасены! — грустно сказал Том. — Но снова нищие.
* * *
Ликовавший Уильям вдруг посерьезнел и замолчал. Ведь он сын лорда Перси, и не к лицу ему вопить и улюлюкать, словно простому воину. Он придал лицу выражение надменного удовлетворения.
Они победили. Он справился со своей задачей. Не без трудностей, конечно, но справился, и нападение было осуществлено столь успешно главным образом благодаря проделанной им подготовительной работе. Он потерял счет своим жертвам, а сам уцелел. Внезапно он почувствовал, что его лицо в крови. Он вытер ее, но она снова выступила. Это была его кровь. Уильям провел рукой по лицу, затем по голове. Нащупал рану. Он не надел шлем специально, чтобы не вызвать подозрения, и только теперь, поняв, что ранен, ощутил боль. Он не расстроился. Ведь полученные в бою раны — это признак доблести.
Его отец остановился в дверях напротив графа Бартоломео. Жестом побежденного граф протянул ему свой меч — рукояткой вперед. Перси взял его, и вновь раздались победные крики воинов.
Когда они наконец смолкли, Уильям услышал голос Бартоломео:
— Почему ты это сделал?
— Ты замышлял мятеж против короля.
Осведомленность лорда изумила графа, и на его лице появился страх. Уильям, затаив дыхание, гадал, признает ли перед всем народом наголову разбитый Бартоломео свое участие в заговоре. Но тот, вновь обретя самообладание, расправил плечи и гордо произнес:
— Я буду защищать свою честь перед королем.
Отец кивнул:
— Как хочешь. Вели своим людям сложить оружие и покинуть замок.
Тихим голосом граф отдал своим рыцарям распоряжение, и они один за другим начали подходить к Перси, бросая к его ногам свои мечи. Уильям наслаждался, глядя на них. «Вы только посмотрите, как покорны они моему отцу!» — с гордостью думал он.
— Окружи графских лошадей и привяжи, — приказал Перси одному из своих рыцарей. — Возьми еще людей, пусть разоружат мертвых и раненых. — Конечно, оружие и лошади побежденных принадлежали победителям: воинов Бартоломео отпустят на все четыре стороны безоружных и, естественно, пешком. Люди Хамлея также опустошат графские закрома. Награбленное погрузят на конфискованных лошадей и отправят в Хамлей, деревню, чье имя носила эта семейка. Отец сделал знак подойти другому рыцарю и сказал: — Отбери тех, кто работал на кухне, и скажи им, чтобы готовили обед. Всех остальных — вон. — После битвы воины были голодны, и теперь им предстоял пир. Прежде чем войско отправится восвояси, лучшие продукты из запасов графа Бартоломео будут съедены, а отборные вина выпиты.
Минутой позже рыцари, окружавшие отца Уильяма и Бартоломео, расступились, образовав проход, и в зал явилась мамаша.
Среди всех этих здоровенных вояк мать выглядела просто крошечной, а когда она размотала закрывавший лицо шарф, те, кто видел леди Хамлей впервые, содрогнулись от ее уродства.
— Большая победа, — проговорила она довольным голосом, посмотрев на отца.
Уильяму хотелось сказать: «Все это благодаря мне. Правда, маменька?» — но он прикусил язык, а вместо него заговорил отец:
— Это Уильям постарался. Молодец!
Мать повернулась к сыну, с нетерпением ожидавшему от нее поздравления.
— В самом деле?
— Да, — сказал отец. — Мальчик неплохо поработал.
— Возможно, так оно и есть, — произнесла мать, согласно кивнув.
Обрадованный материнской похвалой, Уильям глупо осклабился.
Она взглянула на графа Бартоломео.
— Графу следовало бы поклониться мне.
— Этому не бывать, — возмутился Бартоломео.
— Притащите-ка сюда его дочь, — приказала мать.
Уильям посмотрел по сторонам. На какое-то время он совсем позабыл об Алине. Он пробежал глазами по лицам слуг и детей и сразу же увидел ее, стоящую рядом с Мэттью, этим женоподобным управляющим. Уильям подошел, взял ее за руку и подвел к матери. Мэттью последовал за ними.
— Отрежьте ей уши, — велела мать.
Алина пронзительно закричала.
Уильям почувствовал, как по его бедрам пробежало странное волнение.
Лицо Бартоломео сделалось серым.
— Ты обещал, что не тронешь ее, если я сдамся, — сказал он, обращаясь к Перси.
— Все будет зависеть от твоего послушания, — проговорила мать.
«Это разумно», — согласился Уильям.
Бартоломео все еще казался непокорным.
«Интересно, — думал Уильям, — кому маменька поручит отрезать Алине уши?» Может быть, ему? Эта мысль его ужасно волновала.
— На колени! — приказала мать графу.
Бартоломео медленно опустился на колени и склонил голову.
Уильям почувствовал легкое разочарование.
— Посмотрите на это! — воскликнула мать, обращаясь к собравшимся. — Вот что ожидает человека, который посмеет оскорбить Хамлеев! — Она вызывающе обвела взглядом зал. Сердце Уильяма затрепетало от гордости. Честь его семьи была восстановлена.
Мать, повернувшись, замолчала, и теперь вновь заговорил отец:
— Отведите его в спальню и хорошенько охраняйте.
Бартоломео встал.
— Девчонку тоже туда, — добавил отец.
Уильям крепко схватил Алину за руку. Ему доставляло удовольствие касаться ее. Он отведет ее в спальню, и неизвестно, что там может случиться. Если их оставят наедине, он сможет сделать все, что угодно: сорвать с нее одежды и любоваться ее наготой или…
— Разреши и Мэттью пойти с нами. Он позаботится о моей дочери, — попросил граф.
Отец мельком взглянул на Мэттью.
— Кажется, его можно не опасаться, — с ухмылкой сказал он. — Ладно.
Уильям посмотрел на лицо Алины. Оно было бледным, но, напуганная, она выглядела еще прекрасней. Ее беззащитный вид так возбуждал! Ему хотелось подмять под себя это, словно яблоко, налитое тело и, раздвигая ей ляжки, увидеть в ее глазах страх. В порыве страсти он приблизил к ней свое лицо и прошептал:
