— Что? — в ужасе закричал Филип.
— Да юго-западная башня.
— О нет!
Грохот стал еще сильнее. Потрясенный, Филип увидел, что весь западный фасад церкви, казалось, сдвинулся на целый ярд, словно рука Господня ударила по нему. Больше десяти ярдов крыши с такой силой низверглось в неф, что затряслась земля, а затем юго-западная башня начала рассыпаться и наконец, словно горный обвал, рухнула в церковь.
Шок парализовал Филипа. На его глазах разваливалась его церковь. Даже если бы он нашел деньги, потребовались бы годы, чтобы все это восстановить. Что же теперь делать? Как дальше жить? Неужели это был конец Кингсбриджского монастыря?
Покачнувшийся на плече гроб вывел его из паралича — это остальные трое двинулись вперед. Филип шел, не разбирая дороги. Том прокладывал путь в лабиринте огня. Сверху на гроб упала горящая головешка и, никого не задев, скатилась на пол. Минуту спустя они добрались до двери и вышли на прохладный ночной воздух.
Филип был настолько опустошен потерей церкви, что даже не почувствовал облегчения от того, что опасность миновала. Все четверо быстро обогнули крытую галерею и прошли в арку. Когда они оказались достаточно далеко от горящего здания. Том сказал: «Хватит», и они опустили гроб на замерзшую землю.
Филипу потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться. Приходя в себя, он понял, что не должен терять голову, ведь он был приором и отвечал за все, что случилось. С чего начать? Может быть, разумнее прежде всего убедиться, что все монахи живы и здоровы? Он сделал еще один глубокий вдох, затем расправил плечи и сказал:
— Катберт, ты останься здесь охранять гроб. Остальные пойдут со мной.
Он повел их задворками кухни, затем они прошли между мельницей и пивоварней, а там через лужайку направились к дому для приезжих. Монахи, семейство Тома и почти все жители деревни стояли небольшими группами и, уставившись широко раскрытыми глазами на пылающую церковь, тихонько разговаривали. Прежде чем заговорить, Филип оглянулся и тоже посмотрел на нее. Зрелище было удручающее. Весь западный фасад превратился в груду камней; из того, что осталось от крыши, вырывались гигантские языки пламени.
Филип отвел взор.
— Все здесь? — крикнул он. — Если кому-то кажется, что кого-нибудь нет, пусть назовет имя.
— Белобрысый Катберт, — раздался чей-то голос.
— Он сторожит святые мощи. Кто-нибудь еще?
Больше никого не оказалось.
— На всякий случай сосчитай монахов, — сказал Филип Милиусу. — Должно быть сорок пять, включая тебя и меня. — Зная, что Милиусу можно было доверять, он выбросил эту проблему из головы и повернулся к Тому. — Твои все здесь?
Том кивнул и показал рукой на стоящих возле стены дома для приезжих женщину, взрослого сына и двух малышей. Маленький мальчик испуганно глядел на Филипа. «Должно быть, все это их ужасно напугало», — подумал приор.
На обитом железом сундуке, в котором хранилась монастырская казна, сидел ризничий. Про сундук-то Филип совсем забыл и теперь, увидев его в целости и сохранности, облегченно вздохнул.
— Брат Эндрю, — обратился он к ризничему, — гроб с мощами святого Адольфа находится возле трапезной. Возьми в помощь себе несколько братьев и отнесите его… — Он на минуту задумался. Возможно, самым надежным местом была резиденция приора. — Отнесите его в мой дом.
— В твой дом? — переспросил Эндрю, явно не согласный с таким решением. — За монастырские реликвии отвечаю я, а не ты.
— Тогда тебе и надо было выносить их из церкви! — вспыхнул Филип. — Делай, что тебе говорят, и ни слова больше!
Взбешенный ризничий неохотно поднялся.
— Шевелись! — закричал на него Филип. — Или я прямо здесь лишу тебя твоего сана! — Он отвернулся от Эндрю и посмотрел на Милиуса. — Сколько?
— Сорок четыре плюс Катберт. Одиннадцать послушников. Пять приезжих. Все пересчитаны.
— Это прямо счастье! — Филип посмотрел на бушующий огонь. Казалось чудом, что все уцелели и никто даже не пострадал. Он почувствовал, что невероятно устал, но был так взволнован, что просто не мог сесть и спокойно отдохнуть.
— Есть ли еще какие-нибудь ценности, которые надо спасти? — спросил он. — Казну и святые мощи мы вынесли…
— А как насчет книг? — подал голос казначей Алан.
Филип так и ахнул. Конечно — книги! Они хранились в закрытом шкафу в галерее рядом с часовней, откуда монахи брали их для занятий. Для того чтобы перетаскать книги по штуке, потребовалось бы очень много времени. Может быть, несколько крепких молодых людей смогут поднять этот шкаф вместе с содержимым и вынести в безопасное место? Филип огляделся вокруг. Через лужайку к гробу со святыми мощами шли ризничий и полдюжины монахов. Филип отобрал трех молодых монахов и трех старших послушников и велел им следовать за ним.
Он снова направился через площадь перед горевшей церковью. Для того чтобы бежать, у него уже не было сил. Они прошли между мельницей и пивоварней и обогнули сзади кухню и трапезную. Катберт и ризничий уже руководили переноской гроба. Филип провел свою группу по дорожке, что пролегла между трапезной и опочивальней, и, пройдя под аркой, они вошли в галерею.
Филип снова почувствовал жар, исходивший от пожарища. Двери огромного книжного шкафа были украшены резными изображениями Моисея. Филип приказал молодым людям сначала наклонить шкаф вперед, а затем поднять его на плечи. Они понесли его вокруг галереи к арке. Здесь Филип остановился и оглянулся, в то время как они продолжали идти дальше. При виде лежащей в развалинах церкви его сердце наполнилось скорбью. Теперь уже было меньше дыма, но больше огня. Исчезли целые секции крыши. Глядя, как оседает кровля над центральной частью здания, он понял, что с минуты на минуту она должна была провалиться. Раздался громоподобный треск, громче которого, пожалуй, еще и не было, и крыша южного трансепта рухнула. Филип ощутил почти физическую боль. А через мгновение стена трансепта словно нависла над галереей. «Господи, помоги нам — она падает!» — прошептал Филип. Когда начала разваливаться и рассыпаться каменная кладка, он понял, что все это летит на него, и бросился прочь, но не успел он сделать и трех шагов, как что-то ударило его по голове, и он потерял сознание.
Для Тома страшный пожар, разрушивший Кингсбриджский собор, был словно луч надежды. Он смотрел, как в развалинах церкви бушует пламя, и в голове у него была только одна мысль: «Это — работа!»
С того самого момента, когда, протирая заспанные глаза, он вышел из дома для приезжих и увидел в церковных окнах алые отблески, эта мысль прочно засела в его сознании. И все время, пока он выводил монахов в безопасное место, мчался в горящую церковь спасать приора Филипа и выносил из огня святые мощи, сердце Тома выпрыгивало из груди от этой бесстыдной и радостной надежды.
Теперь, когда ему выпала минутка, чтобы поразмыслить о случившемся, он сначала сказал себе, что негоже так радоваться пожару в церкви, но, еще немного пораскинув мозгами, решил, что коль никто не пострадал и монастырская казна уцелела, а церковь была старой и все равно постепенно разваливалась, то почему бы, собственно, и не возрадоваться?
