— Перестань! — зашипел Том. — Этим ты только делаешь хуже.
— Тогда говори.
— Нам придется год прожить порознь, и ты должна будешь соблюдать целомудрие…
— Да нассать мне на это! — закричала Эллен.
Теперь на них уже смотрели все.
— И на тебя мне нассать, Том Строитель, — не унималась она. Только сейчас до нее дошло, что она была в центре всеобщего внимания. — И на всех вас тоже! — крикнула она сидевшим за столом работникам. Большинство из них весело улыбались. На нее было трудно обижаться, возможно, потому, что раскрасневшееся лицо и золотистые глаза делали ее такой очаровательной. Эллен встала. — Нассать мне на Кингсбриджский монастырь! — Под гром аплодисментов она вскочила на стол и пошла вдоль него. Обедавшие работяги с хохотом убирали с ее дороги свои миски с супом и кружки с пивом и, когда она проходила, ставили их обратно. — Нассать мне на приора! — продолжала Эллен. — И на его помощника нассать, и на ризничего, и на регента хора, и на казначея, и на все их дела и указы, и на их сундуки, полные серебряных монет! — Она дошла до конца стола. Рядом стоял другой стол, поменьше, на котором лежала раскрытая книга и за которым во время монашеской трапезы обычно сидел один из братьев и читал вслух. На него-то Эллен и перепрыгнула с обеденного стола.
Том вдруг понял, что должно было произойти дальше.
— Эллен! — заорал он. — Не надо! Пожалуйста…
— Нассать мне на Завет Святого Бенедикта! — визжала она изо всех сил. Затем, задрав юбку, она подогнула колени и стала мочиться прямо на раскрытую книгу.
Находившиеся в трапезной мужчины ревели от хохота, стучали кулаками по столу, топали ногами, выли, свистели и улюлюкали. Том не был уверен, разделяют ли они презрение Эллен к священному Завету или просто им доставляет удовольствие смотреть на красивую женщину, выставившую себя на всеобщее обозрение таким образом. В ее бесстыдной вульгарности было что-то эротическое, но в то же время невозможно было удержаться от волнения, глядя, как кто-то открыто оскверняет книгу, которую монахи считали своей святыней. Но какая бы на самом деле причина ни была, а зрелище им нравилось.
Эллен спрыгнула со стола и под бурю оваций выбежала в дверь.
Все разом заговорили. Никто в жизни не видел ничего подобного. Том был шокирован и смущен: он знал, что последствия будут ужасными. Хотя в то же время не мог отделаться от восхищения: «Какая женщина!»
Мгновение спустя Джек вскочил и с чуть заметной усмешкой на своем распухшем лице помчался за матерью.
Том посмотрел на Альфреда и Марту. Вид у Альфреда был озадаченный, а Марта хихикала.
— Вы тоже ступайте, — сказал Том и вместе с детьми вышел из трапезной.
На улице Эллен нигде не было видно. Они нашли ее в доме для приезжих. Она сидела на стуле и ждала его. На ней был надет плащ, в руке она держала свою большую кожаную сумку. Она была спокойна и собранна. Когда Том увидел приготовленную сумку, сердце его похолодело, но он сделал вид, что ничего не заметил.
— За такие вещи прямая дорога в ад, — сказал он.
— А я в ад не верю.
— Я все же надеюсь, они позволят тебе исповедаться и принести покаяние.
— Я не собираюсь исповедоваться.
Он вдруг почувствовал, что больше не в силах сдерживать себя.
— О Эллен, не уходи!
Ее глаза были полны печали.
— Послушай, Том. До того как я повстречала тебя, у меня была пища, чтобы есть, и жилье, чтобы жить. Я ни от кого не зависела и была уверена в завтрашнем дне. И никто мне не был нужен. Но с тех пор, как мы вместе, я узнала такой голод, какого не испытывала за всю свою жизнь. Сейчас у тебя есть работа, но нет никакой уверенности в том, что это надолго: ведь у монастыря нет денег на строительство новой церкви, а значит, следующей зимой ты снова можешь оказаться на дороге.
— Филип как-нибудь достанет деньги, — проговорил Том. — Я просто уверен.
— Ты не можешь быть уверен в этом.
— Не веришь! — с горечью сказал Том и, сам того не желая, добавил: — Ты, как Агнес, не хочешь поверить в мой собор.
— О Том, если бы дело было только во мне, я бы осталась. — Голос ее был грустным. — Но посмотри на моего сына.
Том взглянул на Джека. Лицо мальчика было пурпурное от ушибов, его ухо так распухло, что было вдвое больше обычного, в ноздрях запеклась кровь, а передний зуб был сломан.
— Я боялась, — продолжала Эллен, — что, если мы останемся в лесу, из него вырастет зверь. Но если это та цена, которую надо заплатить, чтобы научить его жить среди людей, то она мне не подходит. Я возвращаюсь в лес.
— Прошу тебя, не говори так, — в отчаянии взмолился Том. — Давай все обсудим. Не стоит принимать поспешное решение…
— Оно не поспешное, совсем не поспешное, Том, — тоскливо сказала Эллен. — Мне так грустно, что я даже не могу больше злиться: Я действительно хотела быть твоей женой. Но не любой ценой…
«Если бы Альфред не преследовал Джека, ничего этого бы не случилось», — подумал Том. Но ведь это были всего лишь мальчишеские стычки, разве не так? Или все же Эллен права, говоря, что, когда дело касается Альфреда, Том просто слепец? Том начал чувствовать, что был не прав. Возможно, ему следовало проявить больше твердости по отношению к Альфреду. Ребячьи потасовки — это одно дело, но ведь Джек и Марта гораздо меньше Альфреда. Наверное, он и правда хулиган.
Но теперь уже ничего нельзя было изменить.
— Поживи в деревне, — растерянно проговорил Том. — Подожди немного и увидишь, что будет.
— Не думаю, что теперь монахи мне это позволят.
Он понимал, она была права. Деревня принадлежала монастырю, и все ее жители платили монахам ренту — как правило, в виде нескольких дней работы на них, — так что, если монахам кто-либо был неугоден, они вполне могли отказать ему в жилье. И едва ли можно будет их осуждать, коли они откажут Эллен. Она сделала свой выбор и в буквальном смысле помочилась на свои шансы изменить его.
— Тогда я пойду с тобой, — сказал Том. — Монастырь должен мне уже семьдесят два пенса. Мы снова двинемся в путь. Нам же удавалось выжить до…
— А как же дети? — мягко прервала его Эллен.
Том вспомнил, как плакала от голода Марта. Он знал, что не может заставить ее снова пройти через все это. И кроме того, здесь, в монастыре, жил его маленький сынишка Джонатан. «Я не хочу больше бросать его, — сказал себе Том, — однажды я уже поступил так и возненавидел себя за это».
Но мысль о том, что ему придется потерять Эллен, была невыносима.
— Не рви себя на части, — успокоила его Эллен. — Все равно я больше не пойду бродить с тобой по дорогам. Это не выход, и с каждым днем нам будет только хуже. Я возвращаюсь в лес, а ты остаешься.
Он уставился на нее. Ему не хотелось верить, что все это она говорила серьезно, но, взглянув на ее лицо, он понял: надеяться было не на что. Том не знал, что еще сказать. Он раскрыл было рот, но так и не нашел подходящих слов. Он ощутил себя беспомощным. Эллен взволнованно дышала, ее грудь поднималась и опускалась. Том хотел прикоснуться к ней, но почувствовал, что она будет против этого. «Может быть, мне уже никогда не придется снова обнять ее», — подумал он. В это было трудно поверить. В течение нескольких недель он каждую ночь ложился рядом с ней и касался ее такого знакомого тела так же привычно, как касался своего собственного, и теперь оно вдруг стало недоступно, и Эллен сделалась будто чужая.
