Первым делом заседатель вызвал ответчика и опросил последнего. Ответчик, не запираясь, подтвердил, что он получил от меня 5 тысяч рублей, в задаток под поставку мяса, но поставку произвести не может по таким-то и таким-то несчастным и непредвиденным обстоятельствам.
Казалось бы, все в дальнейшем было ясно, но, по мнению заседателя, было совсем иначе.
В первый день правосудие еще не было завершено, и мне пришлось остаться в селе и заночевать. На другой день с утра, к моему удивлению, было согнано к земской квартире человек сто разного народа — мужиков, баб, девок. Их поодиночке вызывали в земскую квартиру, и там при мне заседатель чинил допрос каждому.
Допустим, входит в земскую квартиру какая-нибудь баба или девка. Ее начинают допрашивать: когда родилась? в котором году? сколько тебе лет? состоишь или нет в родстве с таким-то? какого вероисповедания?
Отвечали определенно только относительно лет, а со всеми остальными вопросами дело обстояло хуже — чаще всего отвечали незнанием.
Положим, спрашивали:
— Какого вероисповедания?
— Не знаю, — следовал ответ.
— Как не знаешь? Ведь ты — христианка?
— Нет, я — хресьянка.
На помощь призывали других свидетельниц, чтобы выяснить вероисповедание допрашиваемой, но и эти свидетельницы, большей частью старообрядки, мало помогали делу. Одна из них сообщала, что допрашиваемая — веры Акулининой, другая называла веру Матренину, третья — веру Прасковьину, и так далее, и все же ничего нельзя было понять.
— Так ты веришь в Христа? — упорно вел свой допрос заседатель.
— Верю, — отвечает.
— Значит, христианка?
— Нет, хресьянка, веры Акулининой.
Так и шел допрос.
Видя, что вся эта комедия к делу моему совсем не относится, я спросил наконец заседателя:
— Для чего вы все это делаете? Ведь это не имеет никакого отношения к моему делу.
В ответ на свой вопрос я услышал:
— Вы не знаете условий деревенской жизни. Все это делается для острастки населения. Только таким путем можно добиться желаемых результатов.
Я понял совершенно ясно, к каким результатам заседатель направлял свое правосудие и административное усердие; для меня не оставалось сомнений в том, что он не упустил случая сорвать хорошую взятку с моего поставщика, проделавшего такое явное мошенничество.
Махнув рукой на всю эту комедию, я в тот же день уехал из села. Заседатель продолжал, вероятно, добиваться «желаемых» им результатов.
Разумеется, я так и не получил ни денег, ни мяса.
Спасибо заседателю и на том, что он дал мне возможность убедиться в полном невежестве большинства нашего русского деревенского населения, особенно того, что проживало в глухих местах, в стороне от железных дорог. Как мало, к стыду нашему, мы заботились об этом нашем народе…
О ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРЕ СИНЕЛЬНИКОВЕ
В 70-х годах прошлого столетия, видимо, и до самых высоких сфер столицы дошли слухи, подкрепленные многими фактами, о непомерном взяточничестве и лихоимстве чиновников в Восточной Сибири.
Вследствие этого по высочайшему повелению был назначен генерал-губернатором Восточной Сибири генерал Синельников, старый, крутого нрава человек, опытный и весьма строгий администратор, гроза чиновников.
Еще до приезда в свою новую резиденцию, город Иркутск, он сделал распоряжение, по которому многие земские заседатели и уездные исправники были заключены под арест. Конечно, это его распоряжение относилось к его генерал-губернаторству, в которое входили Енисейская и Иркутская губернии, Забайкальская и Якутская области.
По дороге в Иркутск Синельников останавливался попутно во многих городах своего генерал-губернаторства, вызывал к себе арестованных ранее чиновников и, чиня им строгий допрос, разносил их, не стесняясь никакими бранными словами. Он требовал от допрашиваемых объяснений согласно имевшимся в его распоряжении обвинительным материалам. В зависимости от данных объяснений Синельников или снимал арест с чиновника, или же, наоборот, своей властью сажал его в тюрьму на продолжительный срок.
Вспоминается мне, что особенно плохо пришлось минусинскому окружному исправнику Баранову. Он в своем округе, где жило не менее 10 тысяч человек степных жителей татарского и монгольского происхождения, обложил этих инородцев податью, в размере 3 рублей с души, и обращал собираемые им деньги в свою пользу. Нигде он эту подать не приходовал, да ее и нельзя было приходовать, так как, по закону, минусинские инородцы, как аборигены своей земли, обложению податью не подлежали. Этого злостного изобретателя своеобразного податного обложения Синельников закупорил в тюрьму на вечные времена.
Строгому генерал-губернатору, честному и энергичному администратору, Синельникову, однако, в Иркутске не повезло, и его карьера закончилась здесь при следующих обстоятельствах.
Летом Синельников вставал всегда очень рано и нередко часов в шесть-семь утра выходил уже на прогулку пешком по городу. Ходил он гулять попросту, без всякой охраны. В этих своих утренних прогулках он часто посещал строящиеся казенные здания, наблюдал там за работой, следил за доброкачественностью строительных материалов.
Как-то в одно утро он пришел к такому строящемуся зданию. Там он увидел рабочего-каменщика, сидевшего без работы. Синельников по-военному прикрикнул на него, быть может, даже обругал его. Каменщик ответил дерзостью. Это вывело из себя вспыльчивого генерал-губернатора, и он ударил рабочего тростью. Тогда последний развернулся и дал высокому сановнику пощечину.
Конечный результат этого инцидента был таков: Синельников приказал немедленно, без суда и следствия, расстрелять злополучного каменщика, а сам тотчас же подал в отставку и выехал из Иркутска.
Впоследствии, насколько я знаю, Иркутск уже не видел более у себя такого деятельного и справедливого генерал-губернатора, каким был Синельников.
ЦЫБУЛЬСКИЕ И ИВАНИЦКИЕ
Хочу воскресить в своей памяти образы некоторых выдающихся людей, с которыми мне приходилось сталкиваться еще во времена моей ранней молодости. Встречаясь с такими людьми, я старался заимствовать у них жизненный опыт, который вообще дается людям не так легко, как это обычно думается, и прислушивался к их умным речам и замечаниям.
Надо признаться, что мы, таежники, не могли похвастаться богатством наших разумных развлечений. Увлекались мы больше всего охотою — этот спорт у нас стоял на первом месте; далее в свободные часы следовали встречи мужчин, беседы между ними обо всем понемножку, нередко об охотничьих же похождениях, затем частенько практиковалась игра в карты, в азартные игры.
Этого было, конечно, недостаточно для ума и сердца, почему я лично, по крайней мере, ценил и дорожил своими встречами с умными и выдающимися людьми.
В начале моей самостоятельной деятельности, когда мне было восемнадцать лет, я познакомился с одним из таких людей. Это был Захар Михайлович Цыбульский, томский коммерсант и золотопромышленник. Летом он обычно проживал в своей роскошной даче, построенной невдалеке от таежного инородческого селения Чебаки. При этой даче хозяином ее была устроена довольно поместительная церковь, где содержался духовный притч и хор певчих.
