Такая трактовка событий полностью обеляла любые действия великого князя. Выступлению Ивана III на Новгород предшествовали пышные церковные представления, организованные митрополитом Филиппом. Война с Новгородом, начавшаяся в июне 1471 г., сопровождалась большим религиозным возбуждением. Это был крестовый поход, всем участникам которого заранее было обеспечено царствие небесное и прощение всех грехов, связанных с войной. Грамоты митрополита Филиппа новгородцам, написанные в ходе этих событий, были тем «духовным мечом», который удваивал силу меча железного.
«Князь же велики Иван Васильевич, приим благословение от отца своего митрополита Филиппа и от всех епископ земля своей и от всех священник, исходит с Мосъквы того же месяца иуния в 20, в четверток, на память святого отца Мефодья, а с ним царевич Данияр и прочий вой великаго князя, князи его мнози и вси воеводы, с многою силою въоружився на противныя, яко же преже прадед его благоверный велики князь Дмитрей Иванович на безбожнаго Мамая и на богомерзкое тое воиньство татарьское, тако же и сей благоверный и велики князь Иоан на сих отступник»
[1080].
Новгородская летопись свидетельствует о совсем не христианском поведении московских ратей во время войны: «Взяша преже Роусу, и святыя церкви пожгоша, и всю Русу выжгоша»
[1081]. Но с точки зрения московских летописцев, святая цель крестового похода Ивана III оправдывала все средства: «Братья же великого князя все со многими людьми каждый из своей отчины пойдя разными дорогами к Новгороду, беря в плен и сжигая и люди в плен уводя, также и воеводы великого князя творили, каждый в свое место послан… Псковичи со своей землей своей вышли на службу… и идучи начали Новгородские места грабить и жечь и людей сечь и в хоромы запирая жечь»
[1082].
Аутодафе, устроенные псковичами, свидетельствуют, что и они расправлялись с новгородцами как с еретиками. Хотя Псковская вторая летопись о причинах войны пишет кратко и прагматично: «Нача искати на новгородцех своих прародителей старин земли и воде и всех пошлин, как пошло от великого князя Ярослава Володимировича, и хотя отмстити Великому Новугородоу древняя нечьсти и многиа грубости бывшиа от них великым князем. О сем аще хощеше оуведати, прошед Рускии летописец, вся си обрящеши».
Новгородцы не смогли организовать достойный отпор великому князю и его союзникам. Вот как пишет об этом московский летописец: «Новгородскиепосадници и тысячкие, купцы и житии люди, и мастери всякие, спроста рещи плотняци и гончары, и прочии, который родився на лошади не бывал, и на мысли которым того не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменници они силою выгнаша; а которым бы не хотети поити к бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Влъхов вметаху; сами бо глаголаху яко было их сорок тысяч в бою том»
[1083].
Казнь горожан, отказавшихся участвовать в новгородском ополчении, в условиях военного времени закономерна — это наказание изменников, не желающих защищать свое государство. Другое дело, что новгородские власти к тому времени дискредитировали себя настолько, что многие горожане не сочли возможным защищать такую республику с таким Советом господ. Кроме того, новгородцы в массе своей просто разучились воевать.
Исход войны был фактически решен во время сражения на Шелони. Одной из причин поражения сами новгородцы считали отказ владычного стяга ударить по москвичам — «не хотяху оударитися на княжю рать, глаголюще: „владыка нам не велел на великого князя руки поынути, послал нас владыка на Пьскович“»
[1084].
Такой странный приказ Феофила можно расценить как откровенное предательство республики. Видимо, владыка не верил в победу раздираемого внутренними усобицами Новгорода и стремился показать свою лояльность великому князю. При этом архиепископ не скрывал своей антипатии к Пскову.
Новгородцы послали за помощью в Литву, но их посол не смог проехать через земли Ордена. Объединение Новгорода с польско-литовским королем было невыгодно Ливонии. Исключительный интерес для понимания происходивших переговоров представляет письмо ливонского магистра Вольтуса фон Герзе Великому магистру от 13 августа 1471 г. Ливонский магистр сообщал, что недавно (очевидно, после Шелонской битвы, но еще до заключения Коростынского мира
[1085]) в Феллипе побывали одно за другим два новгородских посольства, известивших о всех «притеснениях», которые новгородцы терпят от «московского короля» и псковичей. Они желали, чтобы мир между Ливонией, с одной стороны, и Новгородом и Псковом — с другой, был бы продлен на 10 лет или на сколько Орден захочет при условии исключения из него Пскова. По словам магистра, новгородцы настоятельно просили отказать Пскову в мире и удержать псковичей дома, в то время как сами они хотели достаточно подготовиться к войне с «московским королем».
Свое отношение к просьбе новгородцев Вольтус фон Герзе выразил так: «Мы думаем, что для блага нашего Ордена и Ливонии не следует их оставлять без помощи, ибо если Новгород будет покорен московским королем и псковичами и покорен таким образом, что московский король станет, да хранит бог от этого, неограниченным господином Новгорода, тогда… господину рижскому архиепископу, господину епископу дерптскому и нашему Ордену в Ливонии воды и земли, которые псковичи у нас отняли во время доброго мира и до сих пор удерживают за собой, не только никогда не возвратить, но нам следует ожидать все больших нападений и притеснений. Нам кажется также, что если они таким образом объединятся, то мы попадем в тяжелое положение и должны будем с ними заключить мир по их воле и отказаться от всего, что псковичи отняли у нашего Ордена и других господ, или вести войну против всех них, что для нас будет очень тяжело»
[1086].
Но дать новгородцам сразу положительный ответ магистр посчитал нецелесообразным. В Новгород были отправлены его послы, которым надлежало получить от новгородских властей подтверждение их просьбы и предложить им прислать своих представителей на съезд на реку Нарову 8 сентября для окончательного решения вопроса. Магистр тем временем собирался обсудить предложение новгородцев с рижским архиепископом и дерптским и эзельским епископами, а также с рыцарством Гаррии и Вирландии. «Если новгородцы согласятся, — писал магистр, — подтвердить предложенные условия приложением печатей и крестоцелованием и если названные ливонские прелаты и рыцарство нашего Ордена в Гаррии и Вирландии их одобрят и посоветуют так поступить, то мы не сможем уклониться и начнется война». В заключение ливонский магистр просил Великого магистра прислать помощь — 300–400 лошадей и сколько возможно пеших воинов. Орден, таким образом, готовился к войне с Москвой и Псковом, чтобы помешать подчинению Новгорода великокняжеской власти.
