Одна из важнейших мифологем (или стадий духовной практики) в алхимической традиции — это «вываривание» несовершенного металла, символизирующего плоть и душу адепта, идущего по пути преображения своего естества. И вот у народов Севера, далеких от эллинистической Александрии или, скажем, от средневековой Праги, где работали некоторые европейские алхимики, мы находим мифологический мотив, в деталях повторяющий алхимическую парадигму, известную по трактатам последних двух тысячелетий.
Примеров тут можно привести немало. Остановимся на наиболее выразительных (и удаленных географически). Начнем с «американских гипербореев» — индейцев северо-западного побережья Тихого океана. У индейцев селиш (племя тсамоса) записано повествование о том, как уродливый человек был превращен в человека прекрасного: его сварили в чане, так что плоть отошла от костей, затем аккуратно сложили кости, побрызгали «живой водой» — и плоть восстановилась, уже в более совершенном варианте
.
Параллели с русской сказкой более чем очевидны. Конечно, индейские мифы записаны сравнительно поздно, и можно предположить, что в данном случае мы имеем дело с наследием Русской Америки. Однако мотив воскрешения-преображения посредством варки в котле обнаруживается и в других местах, входящих в круг северной протоцивилизации. У палеоазиатов Сибири, например у коряков, есть такая сказка: сваренную лисичку сразу не съели; куски ее плоти сами собой соединились, лисичка оделась в свою шкуру и убежала
.
Этот вариант алхимического мифа выглядит редуцированным, упрощенным: лисичка просто восстанавливает свое прежнее состояние, да и сакральный момент в корякской сказке явно не присутствует. Но если мы от древней Берингии, от чукотско-камчатского региона «спустимся» несколько южнее, не покидая, впрочем, ареал гиперборейской протоцивилизации, то окажемся на Сахалине, где живут нивхи. Это во многом удивительный, как и айны Японии и Сахалина, народ-изолят: нивхский язык лишь условно относят к палеоазиатским, и, скорее всего, он представляет собой «осколок» ныне забытых языковых семей.
Сохранили нивхи и очень интересный, алхимический по сути миф об огненном преображении. Чтобы герой смог достичь неба (для убиения лишнего Солнца, порождавшего невыносимую жару), старик — исполнитель ритуала варит героя в котле, складывает его кости, оживляет — и тот превращается в железного человека (по исполнении необходимой миссии его посредством аналогичной процедуры вновь преображают в человека из плоти и крови). Это обстоятельство исключительно важно, поскольку указывает на приобретение героем того же состояния, которое отличает «железную лиственницу» других нивхских мифов — Мировое Древо, расположенное, согласно традиционным космологиям, на Полюсе Мира. О полярной ориентации нивхского мифа косвенно свидетельствует и то обстоятельство, что огненное преображение совершается в доме, стоящем в море, а это, безусловно, реплика Полярного Острова в океане — «светлицы на горючем камне», «огнепалимой избы», протохрама на этом Острове.
Даже некоторые частные детали нивхского мифа об огненном преображении героя вызывают алхимические ассоциации.
«…Когда закипела вода в котле, старик подобрал нивха железной лопатой и положил в котел. Когда вся вода выкипела, там ни костей и ничего другого не осталось. Старик, соскребя следы, завернул их в белый шелк и стал бросать: после третьего раза возник железный человек»
. «Бросание» — алхимическая проекция (лат. projectio, греч. επιβολή), представляет собой характернейший термин греко-египетской и латинской алхимии…
Этот нивхский миф, хотя и сохранившийся явно фрагментарно, уже не объяснить заимствованием ни из русской сказки о «живой воде», ни, допустим, из даосской алхимии: при всей ее полярной ориентированности она не прибегает к столь очевидным символам железа и магнита. В нивхской же мифологии есть и мотив «прилипания» («примагничивания»?) героя к подножию железного Мирового Древа
. Очевидно, что такое возможно лишь после обретения героем нового («железного») состояния при прохождении через инициатическое огненное преображение.
Вообще говоря, железо в культуре нивхов представляет собой одну из загадок этого древнего народа. По-нивхски железо — «в”ат»; это название не находит аналогов у соседних народов: в маньчжурском, японском, китайском, корейском, монгольском языках. Этнографы отмечают, что железо было для нивхов своего рода первометаллом, металлом как таковым (медь они именовали «паг”лав”ат», красное железо), — хотя не умели его выплавлять, получали от соседей в готовом виде
. Но при этом любого мастера, работавшего по металлу, называли «вытьу нивх»
, мастер по железу, — подобно тому, как древние греки звали аналогичного ремесленника χαλκεύς, медник, в полном соответствии с традиционной историей освоения человеком металлов. Нивхская же мифология (и лексика) отразила какую-то иную традицию, — возможно, связанную с с очень древней сакрализацией метеоритного железа (если бы нивхи по чистой случайности в сравнительно недавнее время узнали железо раньше других металлов, вряд ли оно «вросло» бы в столь значимые и архаичные космологические мифологемы). Впрочем, следует отметить, что в гомеровском диалекте древнегреческого языка χαλκός могло означать не только медь, но и сталь. И можно предположить, что этот языковой факт отражает не нововведение, связанное с наступлением эпохи железа, а отголосок древней традиции, совпадающей с нивхской.
Но ведь все это (с поправками на фрагментарность и сказочность) буквально тот самый полярный алхимический миф, который «зашифрован» в Стали Философов из трактата Иринея Филалета! Значит, и в поздних алхимических текстах можно отыскать следы представлений о духовном Делании, которые были присущи гиперборейской протоцивилизации? Нивхское наследие в данном случае — весомый аргумент, ведь нивхи сохранили в своем мировоззрении и некоторые черты, присущие древним американским культурам (это, например, сакрализованность числа 4, являющегося настоящим «числовым инвариантом» для большинства индейских традиций). А значит, тут можно предполагать истоки не только евразийские, но и циркумполярные…
В СИЯНИИ ПОЛЯРНЫХ ЗОРЬ
Нечасто бывает, чтобы известный ученый, автор нескольких десятков монографий, сказал, издав книгу, где его фамилия фигурирует лишь в качестве переводчика: «Теперь можно считать, что жизнь прожита не зря». Между тем именно эту фразу произнесла Наталья Романовна Гусева — доктор исторических наук, лауреат Международной премии имени Джавахарлала Неру, член Союза писателей России. Крупный индолог, она никогда не замыкалась в узких рамках монокультурных исследований и еще в 70‑е годы XX века высказывала в своих работах глубокие и смелые обобщения — прежде всего о культурных взаимодействиях индоариев и праславян. И вот в ее переводе в 2001 году (впервые на русском языке) вышла книга, которая уже более века считается одним из первоисточников полярной концепции происхождения человечества — «Арктическая родина в Ведах». Ее автор, Бал Гангадхар Тилак (1856–1920), был не только ученым и общественным деятелем, боровшимся за независимость Индии, но и представителем сословия брахманов — то есть знал изнутри традиционную культуру индуизма. Он стал ученым и в европейском смысле слова (бакалавром филологических наук), однако при изучении Вед и более поздней ведийской литературы имел возможность получить объяснение непонятных образов и слов непосредственно от учителей из среды брахманов. Это придает особую ценность работам Тилака в сравнении с трудами многих европейских ученых.
