Вышед на улицу, я начал раздумывать о непостижимости нравственной природы человека, который нередко соединяет в себе удивительные противоположности: сомневается в очевидных и, так сказать, математических истинах и верит исчадиям уродливого воображения. На повороте в другую улицу попался мне г-н Грифонин, который, не дав мне времени опомниться, начал рассказывать мне о своей ссоре с хозяином дома, где он нанимал квартиру. "Представьте себе, — сказал он, — между нами однажды пробежала черная кошка, и с тех пор из лучших друзей мы сделались врагами". Он хотел продолжать, но это объяснение так рассердило меня, что я, приподняв шляпу, бросился бежать от него изо всех сил. "Опять приметы, — думал я, — опять предрассудки! Куда мне скрыться от них?" Между тем ударило три часа, и я вспомнил, что обещал сегодня обедать у приятеля моего, Хлебосолова, у которого в сей день собирается очень приятное общество. В передней мне сказали, что господа только что сели за стол, и я, по короткому моему знакомству, без обиняков, явился в столовую залу. Добрый хозяин чрезвычайно обрадовался и громогласно вскричал: "Подайте прибор, милости просим!" Но хозяйка, окинув взором гостей, побледнела от ужаса и дрожащим голосом сказала своему сыну: "Встань, Ваня, и сядь за особенный стол". — "Зачем, — спросил Хлебосолов, — места довольно". — "Пожалуйста, не спорь, — возразила хозяйка, — сочти, нас будет тринадцать человек за столом, включая Архипа Фадеевича". — "Какая нужда?" — сказал Хлебосолов. "Очень большая, — отвечала жена его, — ибо непременно будет покойник. Я крайне боюсь этой приметы и прошу тебя исполнить мое желание". Я от досады не мог промолвить ни одного слова и принялся за суп, углубя взор мой в тарелку. "Пожалуйте, подвиньте ко мне соль", — сказал я дочери г-на Хлебосолова. Мать торопливо посмотрела на девушку и воскликнула: "Смейся, смейся, душа моя, подавая соль, чтобы не поссориться"; — и милая девушка противу желания должна была показать свои прекрасные зубы. У меня с досады затряслись руки, и я уронил солонку. "Ах, Боже мой! — воскликнула г-жа Хлебосолова. — Будет беда, соль просыпалась!" — Несколько пожилых женщин повторили аханье, и грустное молчание заступило место веселого разговора. Хлебосолов хотел что-то сказать противу предрассудков, но его не слушали, повторяя, что весьма странно не верить приметам, которым верили наши предки и ныне верят в лучшем обществе. Мы завели речь о других предметах. Между тем сидевший по левой моей стороне гусарский офицер попросил меня налить ему в рюмку сотерну. Я взял бутылку и лишь только влил несколько капель, как пожилая тетушка г-на Хлебосолова закричала звонким голосом: "Не наливайте через руку, это худая примета, или ссора, или несчастие!" Досада моя обратилась наконец в смех. "Худая примета, сударыня, — сказал я, — когда за столом нет вина, ссора, когда его много, а несчастие, когда оно составляет единственное упражнение человека". Сама хозяйка несколько развеселилась. "О чем вы думали минут за десять до вашего сюда прихода?" — спросила она меня. "О вашей любезности, сударыня", — отвечал я из вежливости. "На этот раз я вам верю, — примолвила она, — ибо взявшись за первый кусок, я вздумала об вас и сердилась, что вы изменили слову и не пришли к нам обедать. Вот видите, что мои приметы сбываются". — "В этом случае из самолюбия я готов верить приметам", — отвечал я. Известно, что к концу стола веселие сильнее действует в собеседниках, и наша беседа сделалась живее. Казалось, что все уже приметы кончились, однако ж прозорливая тетушка заметила, что один из гостей, г-н Свирелкин, сидел между двух сестер, и сказала ему: "Вам жениться в нынешнем году". — "Очень рад, сударыня, но почему вы это узнали?" — "Потому что если кто между двух братьев или между двух сестер, то верно или замуж идти или жениться". Наш Свирелкин весьма обрадовался этой примете и, разнежившись, начал осыпать вежливостями своих соседок, но в самое это время мы встали из-за стола и перешли в другую комнату пить кофе. Входя в залу, хозяйка рассердилась на лакея и немедленно погасила одну из трех свеч, стоявших на столе. "Знайте, господин недоверчивый, — сказала она мне, — что три свечи на столе весьма дурная примета — и означает покойника". Я засмеялся, и добрая г-жа Хлебосолова также не могла не улыбнуться, искренно сожалея, как она говорила, о моем упрямстве. Между тем богато убранная кормилица вошла в комнату, держа на руках прекрасного, как амур, младенца, последний залог любви счастливого супружества господ Хлебосолоé вых. Я не мог удержаться, чтобы не воскликнуть: "Какой прелестный и здоровый малютка, как он свеж и румян!" В сию минуту ребенок закашлял и заплакал, а мать и тетушка обратились ко мне с упреками, уверяя, что я моими похвалами сглазил его. Г-жа Хлебосолова и тетушка хотели принудить годовалое дитя плюнуть, чтобы рассеять действие моего дурного глаза. Ребенок еще более расплакался, мать начала сердиться, отец заботиться, тетушка поглядывать на меня косо и что-то говорить сквозь зубы. Кормилице велели отнести ребенка в детскую, чтобы обмыть его нашептанною водою с угольями; все дамы и сам Хлебосолов побежали туда же; все пришло в расстройство, все почитали меня причиною случившегося несчастия, и я, схватив шляпу, бросился бежать домой и, как видишь, нахожусь в досаде, в отчаянии, что принужден жить с людьми, которые, принимая на себя личину образованности, скрываются во мраке невежества от благодетельных лучей истинного просвещения и гоняются за болотными летучими огнями. Что пользы во множестве книг и журналов, издаваемых в разных странах Европы, когда люди лучшего общества, так называемого большого света, почерпают первые впечатления от своих нянюшек и дядек, впоследствии учатся красноречию во французских романах, познанию людей в гостиных, а философии в поэтических вымыслах разгоряченного воображения! С такими людьми вся жизнь покажется вечным понедельником».
«Любезный друг! — сказал я. — То, что в тебе производит отчаянье, во мне возбуждает смех. В Киргизской степи ты также найдешь бурханов, ворожей и предрассудки; но там ты бы не сделал из них никакого употребления, а здесь я первый воспользуюсь ими и составлю статейку для моего журнала, которая если не принесет ни пользы, ни удовольствия моим читателям, то по крайней мере наполнит листок — а это также важная вещь для журналиста».
Приметы
Было время, когда я верил приметам, — и это время уже далеко от настоящей минуты!.. Тетушки мои, перемутив весь источник городского злоречия, разъехались теперь в разные стороны коротать свой век в деревне, в незаезжей глуши; двоюродные сестрицы мои все вышли замуж и уже не верят даже верности своих супругов, не только приметам; бабушка моя не принадлежит более сему миру: мир ее праху и всему нашему уездному городу! Наконец, судьба разлучила меня и с последней наставницей моего рассудка, опекуншей моих замыслов, Ариадной снов и надежд моих, с премудрою книгой «Секреты Великого Алберта»; я потерял ее во время летучей поездки из Петербурга в армию. Таким образом, в течение немногих лет низвергались опоры моего суеверия; мысли мои мало-помалу строились на фундаменте разума, а опыт был архитектором. В армии, подставляя лоб под турецкие пули, мне недосуг было располагать моими действиями по приметам: часто я принужден был решаться на какой-нибудь поступок совершенно вопреки примете, предзнаменующей неудачу; потом начал удостоверяться, что всякий предрассудок есть самый старый и величайший лгун на свете.
