Как вспоминал И.Б. Тито, он впервые почувствовал, что в отношениях между двумя странами имеются определенные недоверие или недоразумения, только в 1947 г., когда «нас начали обвинять в недружественном отношении к советским специалистам».
Но даже в начале 1948 г., когда до жесткой конфронтации с Советским Союзом оставалось всего лишь несколько месяцев, никто даже не подозревал о ее возможных масштабах. Ведь еще в сентябре 1947 г. на первой встрече Коминформа Югославию ставили в пример другим, менее решительным партиям, слишком осторожничавшим в проведении социалистических реформ. Не случайно Белград был избран в качестве места пребывания секретариата Коминформа.
Однако разрыв отношений с СССР был уже неизбежен.
Встреча югославских руководителей со Сталиным в январе – феврале 1948 г. окончательно дезавуировала все положительное, что было накоплено в отношениях двух стран.
Переговоры в Москве вел Джилас, к которому позднее присоединился Э. Кардель. Сам Тито приехать отказался, сославшись на нездоровье. Возможно, он вспомнил о судьбе своего предшественника – генерального секретаря КПЮ Горкича, приехавшего в Москву в 1937 г. и так оттуда и не вернувшегося. Переговоры были очень трудными. Югославская делегация возвратилась в Белград с тяжелым чувством.
На расширенном заседании Политбюро ЦК КПЮ 1 марта 1948 г. Кардель рассказал о сути высказываний Сталина и Молотова, отметив грубый тон критических замечаний в адрес Югославии. В заключение своего доклада Кардель заявил: «Наша политика в отношении СССР остается и далее неизменной, но мы должны строго заботиться об интересах нашей страны. Мы считаем неправильным, когда у нас некоторых людей вербует на работу советская разведслужба в качестве агентов».
На заседании высказывались множественные претензии в адрес Советского Союза: «русские не хотят идти нам навстречу в вопросах вооружения армии»; они утверждают, что «нам не нужна сильная армия»; они «не хотят публиковать статьи о нашей стране»; в Москве отложили подписание очередного торгового соглашения на декабрь 1948 г.
Тито, констатировав, что отношения ФНРЮ с СССР «зашли в тупик», заявил: «На нас оказывается экономическое давление. Мы должны выдержать это давление. Речь идет о независимости нашей страны. Мы не пешки на шахматной доске. Мы должны ориентироваться только на собственные силы». Подчеркнув, что у Югославии нет разногласий с СССР в сфере внешней политики, югославский лидер высказался против создания федерации с Болгарией. Он заявил, что сам замысел этой федерации «напоминает троянского коня».
Сталин выходит из себя
Москва была в курсе всего того, что происходило на заседании Политбюро ЦК КПЮ. Один из участников этого заседания – министр финансов, член Политбюро ЦК КПЮ С. Жуйович – доверительно сообщал советскому послу в Югославии о том, что происходит на заседаниях Политбюро. Как подчеркивает итальянский исследователь Дж. Боффа, «Сталин был проинформирован о ходе событий присутствовавшим на заседании С. Жуйовичем, поэтому он сделал следующий шаг: из Югославии были отозваны все военные и гражданские советники. Свое решение от 18 и 19 марта советское правительство мотивировало тем, что они окружены «недружелюбием».
Тито написал в Москву письмо, в котором попытался в мягкой, сдержанной манере доказать, что недружественного поведения югославов по отношению к советским специалистам нет. Советский ответ, адресованный «товарищу Тито и другим членам ЦК КПЮ», был подписан Молотовым и Сталиным – именно в такой последовательности.
Их письмо состояло из двух явно различных частей. В первой содержались жалобы на атмосферу недоверия и враждебности, какой были окружены в Югославии советские советники, – вопрос хотя и болезненный, но второстепенный.
Зато во второй части шла сокрушительная критика стиля руководства и работы КПЮ; Как следовало из письма, КПЮ не может называться ни демократической, ни большевистской, так как она возглавляется руководителями, подобранными методом кооптации, и поставлена под контроль полиции. Помимо того, партия практически растворена в Народном фронте.
Наконец, Тито и его сторонники, по мнению Сталина и Молотова, отказались от классовой борьбы, допустив широкое развитие «капиталистических элементов в деревне и городе».
Содержание письма было откровенно вызывающим и во многом несправедливым по отношению к адресату. Обвинения, выдвинутые против руководства югославской компартии, свидетельствовали об особой болезненности сложившейся ситуации для Сталина: ранее он не «опускался» до грубых «разгонов» в адрес зарубежных компартий, предпочитая «парить» над схваткой, руководить процессами из-за кулис.
Что же касается других обвинений, то их целью было прежде всего подорвать представление о Югославии как о стране, дальше всех продвинувшейся по пути строительства социализма, на чем основывался ее престиж в коммунистическом движении, привлекательность югославской модели строительства социализма для других стран народной демократии. Письмом была начата общая атака на внутреннюю и внешнюю политику югославских коммунистов, и прежде всего за то, что те тайком позволяют себе критиковать Советский Союз за якобы «гегемонистские тенденции по отношению к народным демократиям».
В послании перечислялись факты, вызывающие недовольство советского правительства и ВКП(б) и ведущие к ухудшению отношений между СССР и Югославией:
тайные, закулисные, антисоветские высказывания «среди руководящих товарищей в Югославии» в стиле Троцкого о «вырождении ВКП(б)», о «великодержавном шовинизме» в политике СССР и др.;
полулегальное положение КПЮ, в которой не чувствуется внутрипартийной демократии, критики и самокритики, ввиду чего такая ее организация не может считаться «марксистско-ленинской, большевистской»;
отсутствие в КПЮ духа политики классовой борьбы, ее растворение в Народном фронте;
рост капиталистических элементов на селе и в городе;
приверженность «гнилой оппортунистической теории мирного врастания капиталистических элементов в социализм, заимствованной у Бернштейна, Фольмара, Бухарина»;
пребывание на посту заместителя министра иностранных дел Югославии «английского шпиона Велебита», что «лишает возможности Советское правительство вести открытую переписку с югославским правительством через министерство иностранных дел Югославии».
В письме утверждалось, что югославское руководство способствовало созданию атмосферы недоверия и враждебности вокруг советских специалистов, не дало должного отпора попыткам дискредитировать Советскую Армию.
При этом дата письма, подписанного Молотовым – Сталиным 27 марта 1948 г. – по незнанию или умышленно носила оскорбительный для югославов характер: семь лет назад именно в этот день началось германское вторжение в страну, вызвавшее ее последующее расчленение и гибель полутора миллионов жителей.
Э. Кардель впоследствии говорил: «Тогда мы не могли даже представить себе, что наши мнения так рассердят Сталина. Конечно, мы понимали, что Сталин будет недоволен нашими позициями. Но нам даже во сне не могло присниться, по крайней мере лично мне, что он поступит так резко, как он поступил.
